. 
     – А сейчас? – спросил Александр и тут же поймал на себе ехидный взгляд Лешего. 
     – Я вернусь в лагерь, – предвидя назревающий разговор, с улыбкой сказал лесник, – а вы уж тут сами.  Развлекайтесь, спорьте, пейте чай. 
     – Ромашкового, – Ёж всплеснул коротенькими лапками, – но позже, после беседы, чтобы божественный нектар не отвлекал нас от сути проблемы. . . 
     Он глубоко вздохнул, смешно надувая щеки, словно намеревался нырнуть в мутные глубины Марианской впадины, но опасался, что кислорода не хватит.  Затем выдохнул и затараторил:
     – Там, за пределами Тёмного леса, в мире людей, отношение к ежам самое что ни на есть пренебрежительное.  Про ежей сочиняют анекдоты и похабные стишки, ежей оскорбляют.  Это уже мания какая-то.  Но и всё вышеизложенное – лишь одна сторона монеты под названием «людская личина»!
     – Есть и другая? – буркнул Юрий. 
     – О, да! Она называется «расизм».  Дискриминация ежей! Стоит мне приехать в город, сразу со всех сторон начинают кричать: «Ёж, огромный ёж!».  Да, я ёж, и что в этом такого? Я горжусь каждой своей иголкой. 
     Он тяжело вздохнул и принялся мерить помещение шагами, по-наполеоновски заложив передние лапы за спину. 
     – Да, я ёж! И мне нет никакого дела, что по этому поводу думают горожане.  А вы знаете, что бывает, когда я захожу в супермаркет купить продуктов?
     Туристы замотали головами. 
     – Во-первых, я не пролажу в двери! Они сделали двери под габариты среднестатистического человека, но забыли, что в их магазин может прийти двухсоткилограммовый ёж.  Что это, если не дискриминация?!
     Сначала Андрею показалось, что Ёж шутит и сейчас рассмеётся, скажет, что всего лишь забавлялся, рассказывая подобные истории, но хозяин кафе был как прежде серьёзен.  Распалившись не на шутку, он теперь топал мохнатыми лапами по полу, сжимал кулаки и напоминал разбуженного медведя.  Да и габаритами Ёж вполне мог сойти за бурого сородича Умки. 
     – …я разве насмехаюсь над глупой привычкой людей класть продукты в корзины и тележки? – продолжал тем временем разгневанный оратор.  – Нет, не насмехаюсь! Так почему если я несу покупки не в металлической корзине, а на иглах, это вызывает смех продавцов и гнев охранников?
     – Может, они просто не привыкли видеть больших ежей, ходящих на задних лапах? – предположил Александр, искоса поглядывая на поблёскивающую латунным боком кофеварку. 
     – Всему виной прогресс, – словно не услышав его, продолжил Ёж, – который отучил людей жить в гармонии с природой.  Небоскрёбы, телефоны, машины.  Зачем это всё? Разве это делает их счастливее? Нет же, это отдаляет их от природы, заставляет забыть, кем они были изначально.  Это наш Леший из того поколения людей, которые ещё верили в свою Родину и умели искренне любить, для кого была свята Отчизна.  Ради любимой женщины они сворачивали горы, сплавлялись по бурным рекам, штурмовали горные пики.  А теперь что? Эгоизм, злоба и ненависть.  Запертые в своих бетонных коробах как в клетках, люди озлобились, перестали понимать жизнь.  Мир для них заканчивается дверью подъезда с кодовым замком, а окно во двор давно заменил интернет.  Вот они и не представляют себе, что может быть кто-то отличающиеся от них.  Другие люди и… существа иных видов, у которых совершенно другие представления о существовании и другие идеалы.  Мозг каждого из шести миллиардов бедолаг – затхлая комната без окон и дверей, куда не проникает свежий ветер благоразумия.  Вы замечали, что чем дальше от городов, тем добрее и проще люди? А в муравейнике мегаполиса… Человек не способен раскрыть свой разум миру, раскинувшемуся вокруг, потому что его душат стеклянные и бетонные лабиринты, в которых он мечется как лабораторная крыса.  В нем нет веры… Ни в богов или в силы природы, а вообще веры во что бы то ни было, она подменяется желчной расчетливостью, всепоглощающим агностицизмом. 
     Ёж замолчал, пытаясь отдышаться, и Александр тут же заполнил образовавшуюся тишину. 
     – Ну почему же «не верят», «не любят»? Современные люди тоже способны верить и любить.  У меня у самого двое детей и трое замечательных внуков.  Я частенько езжу к ним в гости, нянчусь с малышами.  Крепкие семьи, где царит взаимопонимание.  Любовь осталась, просто спряталась очень глубоко.  Настоящая любовь. 
     Ежа словно подменили.  Найдя в пенсионере достойного оппонента в назревающем споре, он перегнулся через столешницу и воскликнул:
     – Вы предвзяты!
     – И вы тоже, – спокойно отозвался Ромашкин, а губы его тронула улыбка.  – Все мы субъективны в той или иной мере.  Я могу согласиться с вами… частично.  Например, идею о том, что люди перестали видеть жизнь за материальными благами, я всецело поддерживаю.  Но нельзя отказаться от всех достижений науки и техники, если ты обитаешь среди людей. 
     – У Диогена была бочка, – всплеснул лапами Ёж, – слышали об этом?
     Собравшиеся закивали. 
     – Он был свободен и никто, – самозабвенно продолжал колючий хозяин кафетерия, – ни один человек не мог ему приказывать.  Диоген был истинным философом, истинным человеком.  Отрекшись от ненужной роскоши, он оставил себе лишь то немногое…
     С грохотом распахнулись дверные створки.  Все, включая Ежа, чьи речи прервали на полуслове, обернулись.  С удивлением глядели туристы на вошедшего в кафетерий Лешего. 
     – У нас беда! Детей похитили, – выпалил запыхавшийся лесник и повалился на ближайший стул. 
     
     * * *
     
     Сказка кончилась так же внезапно, как и началась.  Кажется, секунду назад Андрей стоял перед офисом Кощея, но вот он уже бежит вслед за широкоплечим лесником, чтобы спасти своего единственного ребёнка.  Реальность, оглушительная и пугающая, обратила в прах и развеяла по ветру ту сказку, которая окружала семейство Захаровых последние несколько часов.  Приезд в лагерь, пирушка возле дуба с золочёной цепью, вечерние посиделки у костра.  Всё это, словно осколки разбитого зеркала, рассыпалось от прикосновения циничной реальности. 
     Андрей даже подумал, что всё происходящее – сон: его визит в офис «Тёмного леса», сектант Сергей, философствующий ёж.  Безумно захотелось открыть глаза и увидеть вокруг лишь скудное убранство своей квартиры.  Рядом, закутавшись в одеяло, спит жена, а в соседней комнате посапывает, прижав к себе игрушечного волка, его ребёнок.  Настя! Надо бежать в комнату, разбудить дочь, прижать к себе, чтобы никогда больше не терять…
     Но это не сон. 
     Они бежали в сторону лагеря.  Впереди – Леший, за ним спортивный, подтянутый Юрий и сухопарый Александр Ромашкин.  Даже Ёж, не желавший оставаться в стороне, видя назревающую трагедию, семенил впереди.  Андрей безнадёжно отстал.