максимально подробно
Рассказы - Ужасы
- Нет, я никогда еще не видал таких красивых девочек! - доносится из прихожей восхищенный возглас. Короткий деловитый перестук армейских ботинок по древнему коридорному паркету, и на пороге комнаты, вынырнув из зимней вечерней тьмы обесточенной квартиры, рисуется Орел - наперекор крещенскому холоду нараспашку черная рубашка, на руках - слабо отбивающийся ребенок. - Вот дождусь, пока вырастет, а после - всенепременно на ней женюсь.
Обернувшись ко входу, Руд без слов фыркает и вновь обращает взгляд в распахнутый зев книжного шкафа, в поисках наименее ценных содержащихся там объектов. Слабый, трепещущий золотистый свет единственной парафиновой свечи выхватывает несколько уже приговоренных книг, небрежно сброшенных с полок к его ногам.
- Ничего не выйдет, - сдержав ухмылку, меланхолично отвечает на торжественное заявление сидящая прямо на полу Тамара; бросает остервенело драть в пугающе внушительных габаритов выварку желтые листы "Войны и мира" и тянется за лежащей на подоконнике сигаретной пачкой.
- Почему? - расстроенно спрашивает Орел, ступает ближе, оглядывая обстановку в безуспешных попытках понять происходящее. - Ты что, не желаешь вступать со мной даже в столь незначительное родство?
- Да нет, - чтоб не рассмеяться, она поспешно вставляет в рот темную сигарету и, склонясь к антикварному длинноногому подсвечнику, прикуривает от свечного огонька - дрогнувшие блики кладут тени на лоб и щеки, высвечивая лишь резко очерченный рот, кончик носа да выступающие скулы в обрамлении посверкивающих черных локонов, что лишает ее лицо обычной сладости, заостряя ведьмино-колдовское. Орел зачем-то щурится и ждет продолжения, которое не замедляет последовать за парой неспешных затяжек. - Думаю, никто на моем месте не одобрил бы такой нелегкой участи для своего крестного сына-племянника.
- Ой, - потерянно говорит Орел после паузы и под издевательский хохоток своего погруженного в дело товарища поспешно опускает предмет своего недавнего восторга на пол. Получив явно долгожданную свободу, пятилетний мальчик молча поднимает на свежеобретенного поклонника настороженный взор, да так и пятится по направлению к крестной, не сводя с него глаз, покуда не достигает зоны непоколебимой защиты. Тамара ловит его за плечо, дергает на себя, разворачивая, и с грубоватым объятием неразборчиво целует никотиновым ртом в рот. Затем, оставив племянника в обычном для таких случаев замешательстве, заново сует в зубы курево, нашаривает на полу уже пострадавший немало фолиант и возвращается к прежнему занятию. С надрывным треском удаляет, наверно, целую главу, и, потрепав страницы, отправляет в компанию к вороху старых газет в темную пасть выварки.
Приблизившись к увлеченному своим делом Руду, Орел нагибается и поднимает с пола только упавший малиновый томик Лимонова.
- Вы что делаете, - не то недоуменно, не то осуждающе произносит он. Руд холодно жмет плечом.
- Она хочет жечь, - кратко поясняет, с непреклонностью Дали сметая с полки собрание сочинений Пушкина. - Костер. Больно холодно.
- Что ж, прямо здесь?
- Не-е, - подает голос Тамара. Челюсти сцеплены, отчего дикция терпит урон. - Как достаточно материала наберем, так пойдем в столовую. Там его хоть без бака разводи - пол бетонный, стены кафельные, стол железный. Заниматься, в принципе, нечему.
- А если кафель потрескается? - мечтательно предполагает Орел. Она цыкает.
- Возьми-ка лучше в кухне табуретку да разбирай, коль тебе делать больше нечего. Умник выискался.
После некоторых раздумий умник, видимо, решает сегодня не возражать и, сопровождаемый военным шумом, снова удаляется в непроглядную тьму квартиры - судя по дальнейшему звону и грохоту, ищет означенную мебель ощупью.
- А-э, - пользуясь отсутствием нового знакомого, тихо подает голос мальчик. - А зачем это у него на голове?
- Что именно, - непонятливо уточняет Тамара; вынимает изо рта ароматный фильтр и, потыкав в жестяную стенку выварки, кидает к бумажному сырью.
- Ну, это, - он туманно очерчивает жестом ото лба до макушки, и до девушки доходит, что подразумевается всего лишь знатный орловский пивной ирокез, к коему они с Рудом привыкли уже слишком давно, чтоб обращать внимание на такие детали.
- Ах, э-это. . - она ненадолго призадумывается. - А это у него прямо из головы и растет с самого рождения. Ну, знаешь, костяные шипы, как у диноза. .
- Не верь ей, - обрывает отвлекшийся Руд и счастливо ухмыляется в ответ на пристальный взгляд широко распахнутых глаз ребенка. - Не верь, она все врет, твоя знаменитая тетушка. Недаром книжки жжет, видишь? Те-емная она, знать ничерта толком не знает, а книжки жжет как ни в чем не бывало. Никакие это не костяные шипы от динозавров у него на голове, я тебе точно говорю. И не застывшие мозги тоже.
- Ну, а что ж тогда по-вашему, милздарь мажор-всечитайка? - посмеиваясь, колко, раньше крестника любопытствует Тамара. - Что же это тогда у него на голове, извольте просветить?
Руд прислушивается - грюкая табуреткой о стены узкого коридора, возвращается Орел.
- Когда он был еще совсем маленький, - начинает он серьезно и с расстановкой. - Вот такой примерно, как ты сейчас, мальчик, как-то раз, в один прекрасный весенний день гулял он в одиночку, сам по себе, и даже не подозревал, что за ним по пятам уже следуют подземные мутанты-ученые, которые как раз тем же утром вылезли из канализационного люка и полдня уж прорыскали по городу в поисках новых жертв.
Он ненадолго замолкает, со слабо сдерживаемой усмешкой косясь на вошедшего комрада - тот, слегка оробев от неожиданно единодушного к себе внимания, переворачивает добытую табуретку сиденьем вверх и молча опускается на нее.
- Да-а, - садистски тянет Руд и, никем не прерываемый, жестикулируя Лермонтовым, продолжает. - Весь день, до самого заката, шастали крысами за этим мальчиком подземные уроды, прямо как были - в своих медицинских халатах, когда-то белых, но давно уже побуревших от крови несчастных жертв их зверских экспериментов. Ходили за мальчиком повсюду, так умело скрываясь в тенях, подворотнях, пустынных садах да за деревьями, что не заметил их не только он сам, а и прочие прохожие - вот до чего проворны и коварны были уроды. Дождались сумерек, когда ребенок, вволю нагулявшись, почувствовал, наконец, голод, и направился уже к своему дому. Зашли за ним тихонечко в подъезд и - хоп! Платок ему с хлороформом из-за спины на нос набросили, усыпили да и уволокли спящего из-под самой материнской двери. Долго тащили мутанты мальчика по люкам, грязным тоннелям, подземным пещерам, пока не притащили в конце концов к себе в логово. Разожгли в бочке кострище, посовещались, подготовились - и давай на нем эксперименты свои сатанинские проводить. Резали, шили, перекраивали, мозги ему, гады, удалили да вставили вместо них собственного кустарного производства плексигласовый протез - до сих пор, бедняга, мучится.
Вполголоса хохочет Тамара; ее крестный сын греет руки о чуть теплую батарею, без тени улыбки молчит и не отводит от рассказчика глаз - тот, увлекшись, с адским видом следит за пламенем тающей свечи. Орел, не подозревая, что речь ведется непосредственно о нем, слушает с интересом.
- Экспериментировали-экспериментировали, умаялись да решили сделать наконец перерыв. Курят, пьют, едят довольные - нравится им подопытный. Все снес, не умер, как прежде него все умирали - даже с мозговым протезом дышит, спит себе на операционном столе как ни в чем не бывало. Ну, и решили они по такому случаю испробовать на мальчике новую, своего личного изобретения мощнейшую технологию. Обновили ему наркоз, сменили перчатки, все волосы на подопытной его головенке сбрили, разрезали кожу на черепе. .
- Эй, парень, - перебивает с ухмылкой Орел. - Уж не про свои ли это мытарства ты такими обиняками им тут протираешь? В желтом доме? А то так подробно, что аж слюнки текут, что-то.
- Нет уж, - лучезарно лыбится и Руд. - У меня в голове плексигласовый протез при ходьбе не гремит, как у некоторых.
Обернувшись ко входу, Руд без слов фыркает и вновь обращает взгляд в распахнутый зев книжного шкафа, в поисках наименее ценных содержащихся там объектов. Слабый, трепещущий золотистый свет единственной парафиновой свечи выхватывает несколько уже приговоренных книг, небрежно сброшенных с полок к его ногам.
- Ничего не выйдет, - сдержав ухмылку, меланхолично отвечает на торжественное заявление сидящая прямо на полу Тамара; бросает остервенело драть в пугающе внушительных габаритов выварку желтые листы "Войны и мира" и тянется за лежащей на подоконнике сигаретной пачкой.
- Почему? - расстроенно спрашивает Орел, ступает ближе, оглядывая обстановку в безуспешных попытках понять происходящее. - Ты что, не желаешь вступать со мной даже в столь незначительное родство?
- Да нет, - чтоб не рассмеяться, она поспешно вставляет в рот темную сигарету и, склонясь к антикварному длинноногому подсвечнику, прикуривает от свечного огонька - дрогнувшие блики кладут тени на лоб и щеки, высвечивая лишь резко очерченный рот, кончик носа да выступающие скулы в обрамлении посверкивающих черных локонов, что лишает ее лицо обычной сладости, заостряя ведьмино-колдовское. Орел зачем-то щурится и ждет продолжения, которое не замедляет последовать за парой неспешных затяжек. - Думаю, никто на моем месте не одобрил бы такой нелегкой участи для своего крестного сына-племянника.
- Ой, - потерянно говорит Орел после паузы и под издевательский хохоток своего погруженного в дело товарища поспешно опускает предмет своего недавнего восторга на пол. Получив явно долгожданную свободу, пятилетний мальчик молча поднимает на свежеобретенного поклонника настороженный взор, да так и пятится по направлению к крестной, не сводя с него глаз, покуда не достигает зоны непоколебимой защиты. Тамара ловит его за плечо, дергает на себя, разворачивая, и с грубоватым объятием неразборчиво целует никотиновым ртом в рот. Затем, оставив племянника в обычном для таких случаев замешательстве, заново сует в зубы курево, нашаривает на полу уже пострадавший немало фолиант и возвращается к прежнему занятию. С надрывным треском удаляет, наверно, целую главу, и, потрепав страницы, отправляет в компанию к вороху старых газет в темную пасть выварки.
Приблизившись к увлеченному своим делом Руду, Орел нагибается и поднимает с пола только упавший малиновый томик Лимонова.
- Вы что делаете, - не то недоуменно, не то осуждающе произносит он. Руд холодно жмет плечом.
- Она хочет жечь, - кратко поясняет, с непреклонностью Дали сметая с полки собрание сочинений Пушкина. - Костер. Больно холодно.
- Что ж, прямо здесь?
- Не-е, - подает голос Тамара. Челюсти сцеплены, отчего дикция терпит урон. - Как достаточно материала наберем, так пойдем в столовую. Там его хоть без бака разводи - пол бетонный, стены кафельные, стол железный. Заниматься, в принципе, нечему.
- А если кафель потрескается? - мечтательно предполагает Орел. Она цыкает.
- Возьми-ка лучше в кухне табуретку да разбирай, коль тебе делать больше нечего. Умник выискался.
После некоторых раздумий умник, видимо, решает сегодня не возражать и, сопровождаемый военным шумом, снова удаляется в непроглядную тьму квартиры - судя по дальнейшему звону и грохоту, ищет означенную мебель ощупью.
- А-э, - пользуясь отсутствием нового знакомого, тихо подает голос мальчик. - А зачем это у него на голове?
- Что именно, - непонятливо уточняет Тамара; вынимает изо рта ароматный фильтр и, потыкав в жестяную стенку выварки, кидает к бумажному сырью.
- Ну, это, - он туманно очерчивает жестом ото лба до макушки, и до девушки доходит, что подразумевается всего лишь знатный орловский пивной ирокез, к коему они с Рудом привыкли уже слишком давно, чтоб обращать внимание на такие детали.
- Ах, э-это. . - она ненадолго призадумывается. - А это у него прямо из головы и растет с самого рождения. Ну, знаешь, костяные шипы, как у диноза. .
- Не верь ей, - обрывает отвлекшийся Руд и счастливо ухмыляется в ответ на пристальный взгляд широко распахнутых глаз ребенка. - Не верь, она все врет, твоя знаменитая тетушка. Недаром книжки жжет, видишь? Те-емная она, знать ничерта толком не знает, а книжки жжет как ни в чем не бывало. Никакие это не костяные шипы от динозавров у него на голове, я тебе точно говорю. И не застывшие мозги тоже.
- Ну, а что ж тогда по-вашему, милздарь мажор-всечитайка? - посмеиваясь, колко, раньше крестника любопытствует Тамара. - Что же это тогда у него на голове, извольте просветить?
Руд прислушивается - грюкая табуреткой о стены узкого коридора, возвращается Орел.
- Когда он был еще совсем маленький, - начинает он серьезно и с расстановкой. - Вот такой примерно, как ты сейчас, мальчик, как-то раз, в один прекрасный весенний день гулял он в одиночку, сам по себе, и даже не подозревал, что за ним по пятам уже следуют подземные мутанты-ученые, которые как раз тем же утром вылезли из канализационного люка и полдня уж прорыскали по городу в поисках новых жертв.
Он ненадолго замолкает, со слабо сдерживаемой усмешкой косясь на вошедшего комрада - тот, слегка оробев от неожиданно единодушного к себе внимания, переворачивает добытую табуретку сиденьем вверх и молча опускается на нее.
- Да-а, - садистски тянет Руд и, никем не прерываемый, жестикулируя Лермонтовым, продолжает. - Весь день, до самого заката, шастали крысами за этим мальчиком подземные уроды, прямо как были - в своих медицинских халатах, когда-то белых, но давно уже побуревших от крови несчастных жертв их зверских экспериментов. Ходили за мальчиком повсюду, так умело скрываясь в тенях, подворотнях, пустынных садах да за деревьями, что не заметил их не только он сам, а и прочие прохожие - вот до чего проворны и коварны были уроды. Дождались сумерек, когда ребенок, вволю нагулявшись, почувствовал, наконец, голод, и направился уже к своему дому. Зашли за ним тихонечко в подъезд и - хоп! Платок ему с хлороформом из-за спины на нос набросили, усыпили да и уволокли спящего из-под самой материнской двери. Долго тащили мутанты мальчика по люкам, грязным тоннелям, подземным пещерам, пока не притащили в конце концов к себе в логово. Разожгли в бочке кострище, посовещались, подготовились - и давай на нем эксперименты свои сатанинские проводить. Резали, шили, перекраивали, мозги ему, гады, удалили да вставили вместо них собственного кустарного производства плексигласовый протез - до сих пор, бедняга, мучится.
Вполголоса хохочет Тамара; ее крестный сын греет руки о чуть теплую батарею, без тени улыбки молчит и не отводит от рассказчика глаз - тот, увлекшись, с адским видом следит за пламенем тающей свечи. Орел, не подозревая, что речь ведется непосредственно о нем, слушает с интересом.
- Экспериментировали-экспериментировали, умаялись да решили сделать наконец перерыв. Курят, пьют, едят довольные - нравится им подопытный. Все снес, не умер, как прежде него все умирали - даже с мозговым протезом дышит, спит себе на операционном столе как ни в чем не бывало. Ну, и решили они по такому случаю испробовать на мальчике новую, своего личного изобретения мощнейшую технологию. Обновили ему наркоз, сменили перчатки, все волосы на подопытной его головенке сбрили, разрезали кожу на черепе. .
- Эй, парень, - перебивает с ухмылкой Орел. - Уж не про свои ли это мытарства ты такими обиняками им тут протираешь? В желтом доме? А то так подробно, что аж слюнки текут, что-то.
- Нет уж, - лучезарно лыбится и Руд. - У меня в голове плексигласовый протез при ходьбе не гремит, как у некоторых.
20.06.2012
Количество читателей: 23321