максимально подробно
Рассказы - Ужасы
Бойня! Треклятая бойня.
- Ее в человеке девять литров, ну, в смысле, крови, - поясняю и шагаю, чтобы его обнять - мне холодно. Но полковник цепко ловит мой локоть прежде, чем я успеваю к нему прикоснуться, и волочет по мокрому полу к хлещущей из душа воде.
- Шесть, Сью, - тихо возражает он; поспешно пристроив фонарь на полочку с шампунями, крепко вцепляется сзади в мои волосы и тянет, заставляя задрать голову кверху. Отдающая хлоркой быстро теплеющая вода заливается в нос, я отфыркиваюсь, захлебнувшись, и рефлекторно, но безуспешно выдираюсь. Руд машинально встряхивает руку, подавляя сопротивление, высвобождает мой локоть и кладет ладонь на лицо, проводит по лбу и щекам. - Всего шесть литров, Райдер, но только такой гений, как ты или Джек, мог догадаться поставить фонарь не куда-нибудь, а на сливное отверстие.
Заебись. Ужасно смешно, кажется, но я, по-моему, разучился смеяться за бесконечно долгое время нашей разлуки, и теперь, когда он разжимает хватку, могу лишь надрывно выкашливать воду.
- Я еще не закончил, - ищу взглядом полувскрытый женский торс, но он слабо различим во тьме - фонарь светит параллельно полу, однако слишком от него далеко. - Надо доделать это, потом поста. .
Закончить мешают его неожиданно протиснувшиеся между зубов пальцы - указательный и средний. Это тоже уже случалось, только вот рука тогда была левая.
- Сдается мне, под сорок, - рассеянно комментирует Руд - а, это попытки определить мою температуру. Температура-темперамент, вот единственные на свете мужские пальцы, которые я обожаю. Он вынимает их слишком быстро, озадаченно рассматривает меня, стоя совсем рядом в полупрозрачной от воды белой рубашке, вот мое первое и последнее убийственное исключение из всех правил. Жмет на затылок, вынуждая склонить под поток голову, а затем, судя по короткому шпоканью и распространившемуся в воздухе цветочному аромату, льет на меня какой-то из шампуней. - Никто ничего варить не будет.
- Да нет, надо просто поставить. . - мокрые волосы налипают на подбородок, щеки и нос; в рот по-прежнему заливается вода, так что я не могу ни досказать фразы, ни взглянуть на него, чтобы определить: этот спокойно-рассеянный тон - дань сарказму или всерьез?
- Мы ничего не будем варить, - неспешно повторяет он; медленно гладит ладонью вниз, до краев запятнанной тельняшки. Окончательно промокшие джинсы тянут к полу, в ботинках, полных по самые голенища, мерзко похлюпывает. Как так - не будем, и если это все-таки кошмар, то когда же я, наконец, проснусь.
- Как же это так - не бу. . - рот затыкает стаскиваемая через голову когда-то полосатая шмотка; оставшись перед Рудом до пояса голым, я привычно теряюсь, отчего перестаю понимать остатки происходящего.
- Сейчас мы пойдем в другую ванную, чтобы не мешать твоему полоумному товарищу упаковать то, что осталось после всех экспериментов от нашей несчастливой знакомой, - поясняет Руд лениво, едва ли не сонно. - А потом ты будешь спать, а мы, загрузив эти самые остатки в любезно предоставленный твоим полоумным товарищем пикап, поедем на побережье, а уж там - хоп! и концы в воду.
Хоп! и платок с хлороформом. Одно всегда походит на другое. Вода по-прежнему льет на пол. Руд силой выволакивает меня из помещения в коридор, притормозив на пороге - вытереть о свежеобеспеченную тряпку протектора ботинок от крови.
Обычно я с большим трудом заставляю себя раздеться перед тобой догола, но сегодня ты не очень-то спрашиваешь. В этой ванной уютно и тепло, набранная в чугунный резервуар вода почти так же горяча, как обычно бывает в моем утреннем душе. Все угадано, беспрепятственно считано - я только за. Не могу, правда, понять, что за мазохистский кайф кроется в заботе о таком криворуком дебиле, как я, но все причины давно, похоже, канули в ебеня. Пальцы - в мокрые волосы; другая рука - на ключице; через борт ванны целуешь меня взасос грубовато и напористо, точно так же стоя на коленях, в мокрых джинсах. Спросонок бывает и ласковей, но тебе больше нравится так. В одиночку я нынче спать не смогу - разъезжающиеся по мышцам сиськи не встают перед внутренним взором лишь тогда, когда по нёбу шероховато скользит твой язык, а пальцы опаляют мокрую кожу моих плеч и спины. В молчании; от зеркальных стенок черепа только сейчас перестает отскакивать зацикленный вопрос - нахер, нахер это все нужно от начала до конца. Мама мы все тяжело, мама я знаю - мы все, и даже мама сама, говоря о неродной, давно, пороховато сошла, ты целуешь мое выставленное из воды покрасневшее от кафельного пола колено и пальцами вверх-вниз отсчитываешь позвонки, картину только испортила, а я говорил - не надо, но все мимо ушей, всегда когда я говорю - не надо, все считают своим долгом пропускать мимо ушей, так не надо может быть в этом ворохе надуманных шорохов и плеске поблескивающей солнечными барашками воды, не надо мне и говорить, что не надо, что - а? ты что-то говоришь, а я различаю только дружеский совет посидеть вот здесь домоеговозвращения. Свечу задувает нахуй захлопнувшейся дверью, но с глазу на глаз с недружелюбной темнотой я не остаюсь - откуда-то прямо справа от меня исходит таинственное кислотно-зеленое сияние, всего только и делов что повернуть голову. На сливном отверстии полной ванны, под водой, стоит железнодорожно-фонарный параллелепипед батареи для HEV-костюма с привычной стальной окантовкой, по нижнему краю - косые желтые полосы. Черт, разве они настолько герметичны и термостойки, чтоб не нести никакого вреда от такого местоположения? Я протягиваю руку, чтобы вытащить предмет на кислород, но стоит только легонько коснуться крышки - и батарея исчезает, погружая помещение, наконец, в окончательный мрак, а из черепа, немало меня удивляя, гулко доносится знакомый металлический голос Кэти Левин - power. . fifteen per cent. Все как обычно - недурно, значит, мне, вероятно, еще удастся дойти до спальни, если бы только найти, как включается фонарик, а то здесь что-то совсем темно и нечем дышать нечем дышать шать шать хлорка царапает бронхи из воды ты с ругательствами тысячей чертей вытаскиваешь меня снова за волосы тты что ублю .
- Ее в человеке девять литров, ну, в смысле, крови, - поясняю и шагаю, чтобы его обнять - мне холодно. Но полковник цепко ловит мой локоть прежде, чем я успеваю к нему прикоснуться, и волочет по мокрому полу к хлещущей из душа воде.
- Шесть, Сью, - тихо возражает он; поспешно пристроив фонарь на полочку с шампунями, крепко вцепляется сзади в мои волосы и тянет, заставляя задрать голову кверху. Отдающая хлоркой быстро теплеющая вода заливается в нос, я отфыркиваюсь, захлебнувшись, и рефлекторно, но безуспешно выдираюсь. Руд машинально встряхивает руку, подавляя сопротивление, высвобождает мой локоть и кладет ладонь на лицо, проводит по лбу и щекам. - Всего шесть литров, Райдер, но только такой гений, как ты или Джек, мог догадаться поставить фонарь не куда-нибудь, а на сливное отверстие.
Заебись. Ужасно смешно, кажется, но я, по-моему, разучился смеяться за бесконечно долгое время нашей разлуки, и теперь, когда он разжимает хватку, могу лишь надрывно выкашливать воду.
- Я еще не закончил, - ищу взглядом полувскрытый женский торс, но он слабо различим во тьме - фонарь светит параллельно полу, однако слишком от него далеко. - Надо доделать это, потом поста. .
Закончить мешают его неожиданно протиснувшиеся между зубов пальцы - указательный и средний. Это тоже уже случалось, только вот рука тогда была левая.
- Сдается мне, под сорок, - рассеянно комментирует Руд - а, это попытки определить мою температуру. Температура-темперамент, вот единственные на свете мужские пальцы, которые я обожаю. Он вынимает их слишком быстро, озадаченно рассматривает меня, стоя совсем рядом в полупрозрачной от воды белой рубашке, вот мое первое и последнее убийственное исключение из всех правил. Жмет на затылок, вынуждая склонить под поток голову, а затем, судя по короткому шпоканью и распространившемуся в воздухе цветочному аромату, льет на меня какой-то из шампуней. - Никто ничего варить не будет.
- Да нет, надо просто поставить. . - мокрые волосы налипают на подбородок, щеки и нос; в рот по-прежнему заливается вода, так что я не могу ни досказать фразы, ни взглянуть на него, чтобы определить: этот спокойно-рассеянный тон - дань сарказму или всерьез?
- Мы ничего не будем варить, - неспешно повторяет он; медленно гладит ладонью вниз, до краев запятнанной тельняшки. Окончательно промокшие джинсы тянут к полу, в ботинках, полных по самые голенища, мерзко похлюпывает. Как так - не будем, и если это все-таки кошмар, то когда же я, наконец, проснусь.
- Как же это так - не бу. . - рот затыкает стаскиваемая через голову когда-то полосатая шмотка; оставшись перед Рудом до пояса голым, я привычно теряюсь, отчего перестаю понимать остатки происходящего.
- Сейчас мы пойдем в другую ванную, чтобы не мешать твоему полоумному товарищу упаковать то, что осталось после всех экспериментов от нашей несчастливой знакомой, - поясняет Руд лениво, едва ли не сонно. - А потом ты будешь спать, а мы, загрузив эти самые остатки в любезно предоставленный твоим полоумным товарищем пикап, поедем на побережье, а уж там - хоп! и концы в воду.
Хоп! и платок с хлороформом. Одно всегда походит на другое. Вода по-прежнему льет на пол. Руд силой выволакивает меня из помещения в коридор, притормозив на пороге - вытереть о свежеобеспеченную тряпку протектора ботинок от крови.
Обычно я с большим трудом заставляю себя раздеться перед тобой догола, но сегодня ты не очень-то спрашиваешь. В этой ванной уютно и тепло, набранная в чугунный резервуар вода почти так же горяча, как обычно бывает в моем утреннем душе. Все угадано, беспрепятственно считано - я только за. Не могу, правда, понять, что за мазохистский кайф кроется в заботе о таком криворуком дебиле, как я, но все причины давно, похоже, канули в ебеня. Пальцы - в мокрые волосы; другая рука - на ключице; через борт ванны целуешь меня взасос грубовато и напористо, точно так же стоя на коленях, в мокрых джинсах. Спросонок бывает и ласковей, но тебе больше нравится так. В одиночку я нынче спать не смогу - разъезжающиеся по мышцам сиськи не встают перед внутренним взором лишь тогда, когда по нёбу шероховато скользит твой язык, а пальцы опаляют мокрую кожу моих плеч и спины. В молчании; от зеркальных стенок черепа только сейчас перестает отскакивать зацикленный вопрос - нахер, нахер это все нужно от начала до конца. Мама мы все тяжело, мама я знаю - мы все, и даже мама сама, говоря о неродной, давно, пороховато сошла, ты целуешь мое выставленное из воды покрасневшее от кафельного пола колено и пальцами вверх-вниз отсчитываешь позвонки, картину только испортила, а я говорил - не надо, но все мимо ушей, всегда когда я говорю - не надо, все считают своим долгом пропускать мимо ушей, так не надо может быть в этом ворохе надуманных шорохов и плеске поблескивающей солнечными барашками воды, не надо мне и говорить, что не надо, что - а? ты что-то говоришь, а я различаю только дружеский совет посидеть вот здесь домоеговозвращения. Свечу задувает нахуй захлопнувшейся дверью, но с глазу на глаз с недружелюбной темнотой я не остаюсь - откуда-то прямо справа от меня исходит таинственное кислотно-зеленое сияние, всего только и делов что повернуть голову. На сливном отверстии полной ванны, под водой, стоит железнодорожно-фонарный параллелепипед батареи для HEV-костюма с привычной стальной окантовкой, по нижнему краю - косые желтые полосы. Черт, разве они настолько герметичны и термостойки, чтоб не нести никакого вреда от такого местоположения? Я протягиваю руку, чтобы вытащить предмет на кислород, но стоит только легонько коснуться крышки - и батарея исчезает, погружая помещение, наконец, в окончательный мрак, а из черепа, немало меня удивляя, гулко доносится знакомый металлический голос Кэти Левин - power. . fifteen per cent. Все как обычно - недурно, значит, мне, вероятно, еще удастся дойти до спальни, если бы только найти, как включается фонарик, а то здесь что-то совсем темно и нечем дышать нечем дышать шать шать хлорка царапает бронхи из воды ты с ругательствами тысячей чертей вытаскиваешь меня снова за волосы тты что ублю .
20.06.2012
Количество читателей: 23325