А то одно время была такая манера - становиться сразу за спиной вожего, и.  как только тот откроет глаза, сразу застукиваться.  Один-два раза это было ещё смешно, а потом надоело, да и играть в прятки стало совершенно неинтересно и невозможно.  Так что, оговорка про то, что "кто за мной стоит" вещь, без сомнения, нужная. 
     
     Димас тем временем уже обнаружил под горкой Васю Карасёва и даже успел надавать ему несильных пинков, так, что б знал на будущее.  Хотя, без толку, конечно, Васю такой мелочью не прошибёшь, вон снова козлом скачет от радости, что не надо больше сидеть неподвижно.  Придурок, что ещё скажешь. 
     
     Неожиданно краем уха Сашка уловил тихий то ли писк, то ли шуршание в дальнем тёмном углу комнаты, где кучей были навалены какие-то тёмные, присыпанные известковой пылью и штукатуркой тряпки.  Мышь, что-ли? Или крыса? Ни тех ни других Сашка никогда не боялся и не мог понять ту же Ленку, которая начинала истерически визжать, стоило проскользнуть мимо неё чему-то маленькому с голым хвостом.  Чего там пугаться то? Это ж не овчарка какая, в конце концов, вот те - да, те порвать так могут, что мало не покажется, а от мышей какая опасность? Они сами тебя боятся больше, чем ты их.  Однако разведать, что это такое там шуршит не помешает. 
     
     Осторожно, что бы никого не спугнуть, Сашка тихонько подкрался к куче тряпья, сжимая в руках какую-то палку, подобранную тут же и подозрительно напоминающую поломанный костыль.  Мышь-то мышью, а вдруг там крыса? Тоже, конечно, невелика опасность, но на этот случай лучше иметь под рукой что-нибудь тяжёлое.  Затаив дыхание, он медленно подцепил и отбросил в сторону лежавшую сверху на куче закаменевшую от грязи чёрную спецовку, оставшуюся явно от кого-то из рабочих, заколачивавших в своё время окна "поликлиники". 
     
      Эх и не фига себе!
     
     *****
     
     -Вечно ты, Санёк, дрянь какую-нибудь раскопаешь, - вроде как пожурил Димас, однако осуждения в его голосе никакого не было. 
     
     Присев на корточки, он с жадным интересом рассматривал то, что копошилось в куче прямо перед ним.  А посмотреть действительно было на что.  Конечно это была никакая не крыса, и уж, тем более, не мышь, но сказать что это такое не решался даже умный Дюша.  Больше всего существо напоминало своими слепыми глазёнками и растопыренными лапками новорожденного котёнка.  Только вот лапок этих было шесть, а не четыре, да и третий, затянутый мутноватой плёнкой глаз посреди плоского лобика на кошачий походил как-то мало. 
     
     -Оно не ядовитое? - с опаской поинтересовался Колян.  - Смотри хвост какой, точно змеиный. 
     
     Вообще-то, хвостов у существа было целых два: один куцый и вроде бы совсем как кошачий, а вот второй тонкий и покрытый мелкой бурой чешуёй, словно у ящерицы.  Но Димас только повертел пальцем у виска:
     
     -Дурак ты, Колян.  У змей лап нет, потому они змеями и называются, а у этого урода посмотри их сколько.  Что ж это такое, интересно?
     
     -Это шишигинский ребятёнок, - замогильным голосом сообщила Ленка, - от него всем нам беда должна приключиться обязательно, зря мы его нашли. 
     
     Стоящая рядом с ней Светка Ложкина испуганно пискнула, но Димас не обратил на неё внимания, целеустремлённо тыкая в животик мелкого существа какой-то палочкой.  Уродец шипел совсем по-кошачьи, растопыривал лапки, украшенные, кстати, хоть и мелкими, но очень острыми даже на вид коготками и всеми остальными способами выражал своё крайнее недовольство.  При одном взгляде на него возникало ощущение чего-то мерзостного, неправильного, абсолютно чужого. 
     
     -Его убить нужно, - неожиданно для самого себя сказал Сашка.  - Уродов всегда убивать нужно, что б сами не мучились и других не мучили.  А этот так и так от голода помрёт, мамка то его, видать, бросила. 
     
     Димас посмотрел на Сашку с неожиданным уважением.  Он тоже слышал, как на прошлой неделе участковый Лычагин рассуждал о необходимости уничтожения всех уродов, потому как всё зло в мире от них.  Три года назад у участкового и его тогдашней жены Нинки родился ребёнок без ног и ушей, который, несмотря ни на что, выжил и теперь обитал в каком-то специализированном детдоме.  Нинка Лычагина тогда бросила мужа и уехала из города, а тот начал сильно пить и, напившись, каждый раз заводил разговор про необходимость полного истребления уродов на всей земле.  Только вот сам Димас предложить прикончить непонятное существо почему-то не догадался, а вот Сашка сразу сообразил что к чему. 
     
     -Правильно, Сашок, - одобрил он.  - Это как котят ненужных топят, что бы беспризорных кошек не плодить, только этого-то, видать, не утопишь, погляди: у него тут жабры, как у карася. 
     
     Убивать уродца решили на заднем дворе бани.  Саму же баню, мрачное двухэтажное здание из красного кирпича и с колоннами - архитектурный брат-близнец Горкома Партии - построили ещё пленные немцы.  Они тогда много чего понастроили по всему городу, вплоть до Центральной районной больницы, стоившей в своё время не только кресел, но и голов тогдашним руководителям города.  А случилось вот что: пролетавший над лечебницей по каким-то своим государственным делам большой чиновник союзного уровня выглянул в иллюминатор спецсамолёта и чуть было не схватил инфаркт.  Новая районная больница - гордость городской администрации - со всеми своими удобными корпусами, аккуратными скверами и вспомогательными постройками в плане при взгляде сверху представляла собой не что иное, как огромную свастику, раскинувшую свои паучьи лапы прямо в центре города.  В срочном порядке было сломано несколько помещений, после чего больничный комплекс стал походить на миниатюрный Сталинград образца сорок третьего года, а всё городское руководство в одну ночь куда-то необъяснимым образом исчезло.  Заодно, куда-то перевели и немцев, отдав освободившиеся бараки под рабочие общежития, так что нет худа без добра.  Баня.  кстати, тоже пользовалась дурной репутацией, особенно после того, как два года назад у неё обвалился бетонный козырёк, насмерть придавив заслуженного пенсионера Матвеева.  "Последний залп последней войны", как грустно пошутил по этому поводу отец Андрея Зацепы. 
     
     Собственно же банный двор представлял собой голую закатанную асфальтом площадку, с одной стороны огороженную задней стеной бани с закрашенной белой краской окнами, а со всех остальных слепыми кирпичными задниками окруживших её гаражей.  То есть место было глухое и уединённое донельзя.  Даже бурно растущие по краям площадки могучие лопухи, которые плевать хотели на любой асфальт, картину нисколько не оживляли, а наоборот, предавали пейзажу вид ещё большей заброшенности и запущенности. 
     
     -Ну что, - спросил Димас, - как его лучше-то: об стену или вверх подбросить?
     
     Сашка на мгновение задумался. 
     
     -Давай вверх, что ли, мы ж не живодёры какие. 
     
     -Ну, как скажешь. 
     
     Как-то неожиданно для самого себя Сашка очутился в роли судьи, решающего, как именно умереть странному уродцу.  То ли потому, что это он его нашёл, то ли потому, что первым озвучил мысль о необходимости от него избавиться, но верховодивший обычно Димас на этот раз отдал право решать Сашке. 
     
     Странно, но незлой и сердобольный по отношению не только к людям, но и любой мелкой живности Сашка в этот раз не ощущал никаких чувств по отношению к маленькому чудовищу.  Может из-за того, что сам уже убедил себя в том, что быстрая смерть для уродца будет лучшим и более мягким выходом, чем долгое издыхание от голода в поисках бросившей его матери, а может потому, что не воспринимался этот зверёныш как тот же котёнок или щенок, слишком уж непохожим и чужим он был. 
     
     Димас, между тем, далеко отставил в сторону руку с зажатым в ней несуразным многолапым тельцем, обхватив его посреди туловища, присел, а потом резко распрямился, выбросив руку вертикально вверх.  Да, уж что-что, а кидаться Димас умел, даже школьный физрук ставил его в пример, когда они всей школой состязались на близлежащем стадионе в метании учебных гранат.  Вот и сейчас, маленькое, растопырившееся в полёте тельце взмыло вверх, словно выброшенное из пушки, на мгновение зависло выше даже банной крыши, выше самых высоких деревьев и камнем упало вниз. 
     
     Ударилось об асфальт оно почти беззвучно, уж слишком лёгким было.  Только палочками вытянулись вверх тонкие лапки и перетянутыми струнами заходили под шкуркой миниатюрные мышцы. 
     
     -Это конвульсии у него, - со знанием дела сообщил Димас, - сейчас сдохнет. 
     
     Однако уродец всё так же продолжал царапать выпущенными коготками воздух, и тогда Димас, скривившись, снова подхватил его и ещё раз запустил вверх, словно мохнатый мячик.  Как и в прошлый раз, тушка маленького чудовища стукнулась об асфальт, но и сейчас вытянутые в предсмертной агонии лапки всё ещё дергались. 
     
     Неожиданно Сашке захотелось вернуть всё происходящее на час назад, до того момента, как он проскользнул за прикрывающую окно "поликлиники" фанерку, до того, как началась вся эта дурацкая игра в прятки, вернуться, убежать домой, включить телевизор, схватить какую-нибудь, книжку, пожарить яичницу, наконец, короче, сделать что угодно, только что б никогда не находить этого непонятного уродца в куче вонючего тряпья.  Но это было невозможно, как невозможным было смотреть дальше на бессмысленные мучения этого маленького несуразного существа и тогда Сашка, сам до конца не осознавая что он делает, схватил, неизвестно откуда оказавшуюся прямо под рукой, половинку белого силикатного кирпича и с силой опустил её на голову непонятной зверушки.  Всё кончилось.