Хвастается, - подумал он, - перед недавно прибывшим.  Что-то слишком много в простой деревне развелось офицеров СС.  И что они здесь забыли? - автоматически подметил Лесник. 
     Дальше всё произошло очень быстро.  Пленников загнали на виселицу и немецкий солдат, с нашивками ефрейтора, на ломанном русском, пряча руки от холода в рукава пальто, объявил деревенскому населению, что перед ними сейчас будут казнены враги Великой и Непобедимой Германии, а также «красные» убийцы и предатели, держащие русский народ в страхе и нищете.  На площади раздался, плачь нескольких женщин и в спину агитатора, из толпы, прилетел снежок, наверняка брошенный каким-нибудь озорником.  Автоматная очередь в воздух охладила пыл толпы.  К Леснику сзади подошёл капитан и проникновенным голосом поведал:
     - Зимин знает, что его группу предали вы, кажется, он ненавидит вас. 
     - Я рад герр капитан, что вы сообщили ему это, я заслужил это отношение, - не оборачиваясь к капитану на НЕМЕЦКОМ ответил Лесник. 
      Эсесовец вздрогнул и постарался не показать удивления, но это ему не удалось. 
     - Я недооценил вас Вадим, думаю, вы проживёте ещё несколько дней, - сказал он уходя, делая знак охранявшим Лесника солдатам. 
     Закончив речь, немецкий агитатор сошёл с виселицы.  Приговорённые, посиневшие от холода, были поставлены на скамейку и окольцованы верёвками.  Лесник нечаянно поймал полный ненависти взгляд Зимина.  Если бы взглядом можно было убить, Лесник давно бы лежал мёртвым.  Впоследствии ему не раз будет сниться этот взгляд – полный злобы, осуждения и разочарования. 
     Эсесовцы переглянулись, засмеялись и, подняв одновременно руки, отдали сигнал к казни.  В толпе громко зарыдала женщина.  Дальнейшие Лесник воспринял с апатией приговорённого к смертной казни.  Он так глубоко погрузился в себя, что не заметил, как снова оказался в амбаре рядом с телом Алексея. 
     * * *
     Штурмфюрер СС Фердинанд Бутт и его коллега Альфред Крупп вдвоём отмечали блестяще выполненное Буттом задание.  В кабинете кроме них никого не было.  На столе стоял «Шнапс» и много закусок.  Снаружи, оберегая их покой, стояли двое часовых, в конце концов, им предстоял серьёзный разговор. 
     - Фердинанд я привёз тебе другой приказ, - начал разговор Крупп. 
     - Я сразу понял это Альфред.  Два офицера специального отдела СС, в этой глухомани это слишком. 
     - Не обижайся Фердинанд, ты же знаешь, что это задание тебе поручили совершенно случайно.  Ты просто попался, как выражаются русские, «под горячую руку», - объяснял Крупп.  – Одному из тупоголовых генералов понадобилось показать превосходство СС и кроме тебя рядом никого не оказалось. 
     - Это радует, - с ухмылкой произнёс Бутт, - мной заткнули дыру. 
     - Брось друг, через два дня ты отбываешь в полное распоряжение профессора и займёшься снова своим делом, - успокаивал сослуживец. 
     Эсесовцы чокнулись рюмками, и выпили за победу великой Германии. 
     - Знаешь, Фердинанд, покажи мне, пожалуйста, ещё раз ту вещицу, что вы нашли на Севере, - попросил Крупп. 
     Довольно улыбнувшись товарищу, и подцепив со стола, ножом кусок окорока, Бутт снял с шеи цепочку, на которой покачивалась овальная пластина с искусной гравировкой и выемкой посередине.  Пластина удивительно мягко переливалась в лучах света, словно пульсируя, живя своей собственной жизнью. 
     - Нравится да, - оскалился он, - эта штуковина сделана из металла внеземного происхождения.  Если бы Брантнер знал, что я взял её себе, он бы мне точно горло перегрыз.  Но мне симпатична эта железка, она приносит мне удачу, - уверенно произнёс Бутт. 
     - Ты преувеличиваешь Фердинанд, - перебил его Крупп, - с интересом рассматривая находящуюся в руках вещь, - анализ признал её простым украшением. 
     - Всё равно.  Он же за каждый найденный осколочек трясётся. 
     - Ладно, - сказал Крупп, возвращая собеседнику цепочку, - давай ещё выпьем и спать. 
     Зевнув и зябко передёрнув плечами, Бутт согласился:
      - Да ты прав, мне завтра надо закончить одно дельце.  Поучаствуешь?
     - Это ты о том русском, знающим наш язык, - спросил Крупп. 
     - О нём самом.  Этот парень не так прост и я ещё разговорю его.  В конце концов, ему теперь некуда деваться, - задумчиво сказал Бутт, поглаживая пальцем чисто выбритый подбородок, - а если будет упираться, то в этой деревне ещё много невинных жителей. 
     - А он за ночь не сбежит, сарай то, наверняка, старый. 
     - Не сарай, а амбар, - раздраженно пояснил Бутт, - в нём зерно хранили.  Я выбрал ему очень крепкую тюрьму, там даже решётка зачем-то на оконце стоит.  К тому же его охраняют трое часовых, никуда он не сбежит. 
     - Да завтра мы устроим ему настоящий ад, - закончил Крупп, поднимая новую рюмку. 
     * * *
     Лесник сидел рядом с Алексеем и плакал.  Нет, он не рвал на себе волосы и не рыдал над телом своего товарища, слезы просто сами текли по его щекам.  Позади остались сожаления и проклятия.  Только две мысли жгли его сознание: холодная ненависть к фашистам и клеймо предателя.  Что тяготило его сильнее? Он не знал ответа на этот вопрос.  Он сам во всём виноват: виноват в том, что не отговорил беспокойного Алексея от похода на фронт; виноват в предательстве пяти ни в чём не повинных ребят; виноват и в смерти Алексея.  Он не смог уберечь его от опасности, хотя и очень старался.  Как глупо и страшно произошедшие с ними.  Тринадцать человек никогда не вернуться домой к своим близким.  Никогда не обнимут своих сестёр и матерей.  Его домом был Алексей.  Они всегда были вместе, а теперь всё кончено.  Теперь я настоящая сирота, - подумал Лесник, улыбаясь и гладя Алексея по голове.  Кто виноват во всём этом, война или такие как я?
     Ещё немного посидев с Алексеем, Лесник осторожно встал и размял затёкшие, от долгого сидения, мышцы.  Он принял решение и знал, что ему делать.  С этого момента единственным смыслом его жизни будет его ЦЕЛЬ.  Он будет жить только ради неё.