Впервые присмотревшись к находке, Брантнер подумал, что это какая-то ошибка.  Карта была изображена по всем правилам современной картографии.  Параллели и меридианы.  Здесь было обозначено всё, известное современной науке, а также многое не понятное картографам.  Подписано всё это было аккуратными знаками, идентифицировать и расшифровать которые, не удавалось. 
     На карте было отмечено более трёх десятков объектов, которые выделялись огромными драгоценными камнями различного цвета, вставленными в панель. 
     При первом же взгляде на неё Брантнер был уверен в том, что начертания изображали континенты планеты Земля, но что–то было не правильно, что-то было не так, в их расположении.  Внимательно присмотревшись, он понял, что на карте просто существовало слишком много суши.  Сколько же было лет этой панели, если она изображала континенты, которые когда-то существовали, а позднее в результате каких-то глобальных катастроф ушли под воду?
     Усыпальница махараджи датировалась примерно тысячным годом до нашей эры.  Среди ценностей найденных здесь находилось несколько драгоценных камней размером с кулак.  Великолепные образцы холодного оружия, в свою очередь, изукрашенные самоцветами.  Целая куча серебряных и золотых украшений, общий вес которых, превышал четыреста килограммов.  Позднее все ценности из гробницы были отправлены в Берлин в рейхсказну. 
     Откуда в могилу махараджи была принесена часть стены, с картой, выяснить не удалось.  К тому же профессор был ужасно зол на слуг махараджи, которые повредили её.  С одного бока на панели располагался приличный скол.  Отколотые части найти так и не удалось.  Придурковатые слуги индусского правителя наверняка не понимали ценности панели и притащили её в усыпальницу исключительно из-за драгоценностей в ней. 
     Находка карты активизировала, и упорядочила поиски его группы.  Несколько мест изображённых на панели были доступны и в наше время.  Однако большинство, к огромному разочарованию Брантнера, было безвозвратно утеряно из-за катаклизмов когда-то произошедших на земле. 
     Сначала группа отправилась в Египет – страну фараонов.  Перекопав порядочный кусок пустыни, Брантнер и его люди наткнулись на строение нехарактерное для «египетской цивилизации». 
     Так как работы были довольно трудоёмкими, пришлось нанять рабочих из местного населения.  Эти дикари слишком много болтали и слишком мало работали.  После того как Брантнер пристрелил одного из них, темпы раскопок ускорились.  То, что они окончательно откопали, напоминало собой по форме громоздкий столб из тёмно-синего материала.  Высотой это строение было примерно около восьми метров (хотя профессор не был уверен, что столб не уходил на такую же глубину в песок). 
     Жар пустыни выпивал, все силы из учёных и Брантнер торопился.  У столба не было входа, но его нижняя часть была прозрачной, и Брантнер видел всё, что находилось внутри. 
     За стеклом на возвышении находилась статуя женщины в военных доспехах и маске.  Доспехи и оружие были надеты поверх статуи.  На её бёдрах в ножнах покоились два коротких меча, а на руках блистали обручья из серебра (или похожего на серебро металла).  Статуя была настоящим чудом, и Брантнер затаив дыхание, созерцал её.  Арабы-работники при виде неё пали на колени и залопотали, что-то на своём варварском языке. 
     Сами доспехи и маска на голове женщины были покрыты причудливой резьбой и знаками, которые были очень схожи с теми, которые профессор видел ранее на карте.  В руках, скрещенных на груди, женщина, что-то держала, но что именно рассмотреть не удавалось. 
     Несколько дней они потратили на попытки проникнуть вовнутрь.  Однако чтобы не предпринимали люди Брантнера, вскрыть странное сооружение не удавалось.  Его не взяла даже мощная взрывчатка и огнемёты.  Не оставались даже царапины.  Казалось, он монолитен как бриллиант и ничто не сможет его поколебать.  Днём в столбе отражались редкие облака бегущие по небу, а ночью он излучала мягкий голубой свет. 
     Профессор исходил в бессильной злобе на всё и вся.  Он не привык отступать.  К тому же искомое было так близко, казалось, только протяни руку и ты завладеешь им.  Удача улыбнулась им неожиданно.  Судьба и на этот раз помогла своему любимчику. 
     В одну из тёмных пустынных ночей Брантнера мучила бессонница.  Не зная чем себя занять, он отправился к «злополучному столбу».  Лагерь спал, не спали только часовые охранявшие покой учёных.  Обойдя измучившую его находку по кругу в сотый раз, он остановился напротив статуи амазонки.  Брантнер отдал бы многое, чтобы только попасть внутрь, к её ногам. 
     Со злостью, ударив по непробиваемому материалу кулаком, он уже было, собирался отправиться назад в палатку, когда неожиданно поскользнулся и упал в двух шагах от столба. 
     За многодневные попытки проникнуть вовнутрь, вокруг сооружения образовались стеклянные лужи.  Благодаря тщетным стараниям капитана Бутта и его солдат, песок не выдержал жара германских огнемётов, взрывчатки и расплавился. 
     Упал Брантнер крайне неудачно – лицом вниз даже руки подставить не успел.  Правда, успел повернуть голову набок, и только благодаря этому не расквасил нос, и не выбил зубы. 
     Чертыхаясь и потирая ушибленное лицо, профессор сел посреди стеклянной лужи.  Он был так разозлён, что ему захотелось заорать во всё горло и поднять на ноги сладко спящий лагерь.  Уже открыв рот, чтобы исполнить задуманное, он замер. 
     В отражении стекла, на котором он сидел было видно находящуюся за его спиной прозрачную комнату с амазонкой.  Мутное стекло искривляло отражение, но даже так было видно то, что так поразило Брантнера. 
     В стекло было заметно, что снаружи, напротив статуи, располагалось чёткое углубление, пересекающее прозрачную часть столба сверху вниз. 
     Крепко зажмурив глаза, он потряс головой.  А затем медленно, словно боясь спугнуть кого-то, Брантнер открыл их и убедился, что отражение не исчезло. 
     Забыв про боль, профессор встал и подошёл вплотную к двери.  Трясущимися от волнения кончиками пальцев он дотрагивался до прозрачной стены.  Но ничего, никакого даже микроскопического углубления обнаружить ему не удавалось. 
     Снова вернувшись к остекленевшему песку, он внимательно, до боли в глазах, вглядывался в отражение.