Александр Аверьянович Гольцман был переполнен злобой.  Не просто ненавистью к кому-то конкретно или по поводу чего-то.  Нет, он ненавидел этот мир вообще.  Он ненавидел свою работу, по большей степени никому не нужную и уже по этому – малоинтересную.  Своего начальника, которого Александр Аверьянович считал идиотом, потому что тот загружал его работой ради самой работы, а не ради результата.  Ненавидел свою зарплату, которую считал копеечной.  Особое раздражение также вызывало правительство, его политика и главенствующая партия.  Личными врагами считались москвичи и автолюбители.  Москвичи, потому что были наглыми и самодовольными снобами, а автолюбители, потому что все поголовно не умели парковаться и ставили свои машины исключительно на газоны и поперек дороги к дому, где жил Гольцман. 
     Вот и сейчас, возвращаясь домой с опостылевшей работы, где он работал младшим программистом по разрабатыванию программного обеспечения к дорогостоящим приборам, Александр Аверьянович тихо материл очередного автомобилиста, поставившего свою машину на газон.  Его не смущало, что на улице зима и все газоны промерзли и занесены снегом. 
     - А еще мы боремся за озеленение районов, - с ненавистью ворчал он, обходя Toyota Corolla.  Перед подъездом своего дома Александр Аверьянович традиционно задумался, пойти ему домой напрямую, или зайти в магазин.  Здравый смысл, как ему казалось, опять посоветовал не торопиться с возвращением.  Дома ждали жена и сын-оболтус.  Подумав о них, вспомнив, что жена опять будет нудить по поводу обещания повешать, наконец, вешалку и ноги сами понесли в придворовый магазинчик.  Нет, вешалку Александр Аверьянович повешать собирался, но не в этот раз.  Может быть в ближайшие выходные.  И его не смущало то, что так он сам себе обещал уже три месяца.  Да и вообще, висят же пальто и куртки на гвоздике, и ничего.  Не может жена понять, что не в вешалках счастье. 
     В магазине продавец кивнула Александру Аверьяновичу, как старому знакомому и привычно потянулось на витрину за «чекушкой». 
     - Мне, пожалуйста, пиво, - остановил её Александр Аверьянович. 
     - Пиво?- продавец удивленно приподняла бровь. 
     - Пиво, - твердо повторил Александр Аверьянович.  Потом помялся минуту, вспомнил прошедший день на работе и тоскливо прошептал, - и «чекушку». 
     
     - Как прошел день? – жена Елизавета задала дежурный вопрос и привычно ушла на кухню продолжать возиться с ужином, и, не слушать, как муж произносит свой традиционный десятиминутный монолог о том, как прошел день.  Она уже миллион раз слышала, что мужу приходится работать на работе с редкими козлами, что сосед опять поставил свою машину поперек дороги и уже давно пора проколоть ему шины, что правительство в конец обнаглело, повысив цены на сигареты и т. п.  Елизавета Григорьевна работала учителем литературы в школе.  Она уже давно смирилась с ненормативной лексикой мужа, которую он обильно вставлял в каждую фразу своего монолога.  Но её тонкая душевная организация, воспитанная классикой русской литературы, все еще продолжала вздрагивать от особо цветистых оборотов.  Хорошо еще, что их сынуля Костик не пошел по стопам своего родителя и больше прислушивался к мнению мамы, Пушкина и Жюль Верна.  На самом деле Костик больше прислушивался к мнению интернета, но маме про это было знать не обязательно. 
     Александр Аверьянович высказывался по-привычке.  Его ничуть не задевало отсутствие слушателей.  Родившись в семье рабочего и крестьянки, он еще с детства привык к тому, что родители не обращали на него внимание.  Папа предпочитал общение с пол-литрой общению с сыном, а мама слишком часто находилось на работе. 
     Поужинав и проторчав пару часов перед телевизором, Александр Аверьянович почувствовал, что сегодня его злоба не исчезла, растворившись в алкоголе и дурмане телесериалов.  Виновато ли было в этом его взвинченное настроение, или начавшийся ежевечерний блок новостей с постоянными катастрофами, убийствами и последствиями уже второе полугодие агонизирующего экономического кризиса.  Александр Аверьянович раздраженно выключил телевизор и ушел в свою спальню.  Он с женой уже давно спали раздельно.  Начало этому много лет назад положил взрослеющий сын, который привык сидеть допоздна, так, что родители засыпали гораздо раньше, чем он.  Не поспособствовал развитию интимной жизни и переезд к ним горячо любимой тещи.  К счастью для Александра Аверьяновича теща уже два года, как проживала в отдельных апартаментах на глубине двух метров.  Но дело уже было сделано, и интимная жизнь перешла в категорию «Секс коридорный».  Согласно теории Романа Трахтенберга, эта стадия заключалась в том, что супруги утром выходят каждый из своей спальни в коридор, и говорят друг другу «fuck you!».  До последнего дело не дошло, но по утрам Александр Аверьянович действительно встречал свою жену только в коридоре. 
     В спальне он для начала проверил, не осталось ли где в заначке немного горячительного.  Спиртного не было и настроение Александра Аверьяновича испортилось еще больше, хотя казалось, что больше уже невозможно.  Александр Аверьянович сел на свой диванчик и тупо уставился в стену.  Перед мысленным взором проходили все обиды и унижения сегодняшнего дня.  Машина соседа, припаркованная на газоне.  Опоздание на пять минут на работу из-за того, что троллейбус простоял в пробке.  Сколько раз зарекался ездить на троллейбусах, но, увы и ах.  Выговор за опоздание от кассирши, ревностной поборницы соблюдения трудового законодательства.  Нет, конечно, она тоже могла опоздать, просто высказать ей за опоздание было некому. 
     - Согласно приказу директора, вы должны прибыть на работу в восемь – тридцать.  Трудовой коллектив не должен вас ожидать, - в ушах Александра Аверьяновича звучал её пронзительный, скрипучий голос. 
     - И городской транспорт должен ходить по приказу и расписанию вашего директора? - Александр Аверьянович высказал стенке то, о чем благоразумно промолчал на работе.  Ссориться с кассиршей было в высшей степени неблагоразумно.  Иначе из мести она могла и придержать выплату зарплаты на неопределенное время.  Да и получать оставшуюся часть жизни свои копейки именно ими, никак не хотелось. 
     Вспомнилось хихиканье секретарши, ухмылки сослуживцев.  Мерзкий обед в столовой, где на выдаваемые талоны можно было взять только завядший салат и кашу, явно приготовленную с использованием автола или лигроина, ну уж никак не сливочного масла.  Можно было взять и нормальную еду, но два-три таких обеда истощали месячный запас талонов, а значит, пришлось бы тратить деньги, которых и так ни на что не хватало. 
     После работы вновь был переполненный транспорт, холодный ветер, пронизывающий до костей, машина соседа, припаркованная на газоне.  Дома нудное ворчание жены, обидное игнорирование сына, который давно перестал замечать своего родителя, вопли телевизора, о том что «мы строим город любви» в перерывах между выстрелами, мордобоем и увещеваниями купить новую Toyota всего за 45 зарплат Александра Аверьяновича. 
     - За что мне это, господи? – прошептал Александр Аверьянович, и вдруг упал на колени перед диванчиком, - ненавижу! Что угодно отдам, чтобы посмотреть, как вы все сдохнете! Посидев на коленях и немного успокоившись, Александр Аверьянович прошептал: «Хоть бы умер какой олигарх и оставил мне все деньги».  Эта мысль несколько улучшила настроение, и Александр Аверьянович решил, что пора уже лечь спать.