Вик тихо зарычал и сделал себе еще один глубокий надрез.  Новая вспышка боли заставила забыть о смерти.  О сне.  О Стикс.  Но Стикс тут же напомнила о себе.  Она подняла голову от подушки и посмотрела на Вика. 
     - Что ты делаешь? Я чую запах крови.  Ты, наконец, решил меня покормить?
     - Ннн-ее-тт, - Вик помотал головой, стараясь зажать себе порез так, что бы сильно не шуметь при этом.  Это было глупо, но ничего поделать он с собой не мог.  Кровь сочилась сквозь пальцы и Вик с тоской подумал о том, что опять предстоит большая работа по отстирыванию простыней от крови.  Можно подумать, что его периодически лишали девственности.  Стикс приподнялась, и села на постели, одной рукой стараясь придерживать одеяло на груди.  Вик мог бы поклясться, что она ВИДИТ его руку.  И внезапно ему всё стало безразлично.  Он встал на колени перед постелью на диванчике и протянул израненную руку Стикс:
     - Пей!
     
     - 7 –
     
     Стикс вцепилась в его руку своими руками.  Её рот с жадностью приник к ране и она начала слизывать поверхностную кровь.  Когда кожа вокруг раны было безупречно чиста, что не заняло много времени, она начала ритмично массировать рану своими сильными пальцами.  Рот продолжал отсасывать любую каплю крови, появляющуюся из раны.  Было приятно-щекотно.  Но вот пальцы Стикс раздвинули края раны, и её язык проник в разрез и начал его шевелить, стараясь проникнуть языком все глубже.  Пальцы продолжали ритмично сжимать руку, выдавливая из неё все, что только можно было выжать.  И Вик, у которого впервые в жизни пили кровь, почувствовал возбуждение.  По мере того, как Стикс становилась все жестче в своём стремлении добыть кровь, Вик чувствовал все более сильное нарастающее возбуждение.  Новая форма боли, или мягкие губы Стикс были тому виной? Было трудно разобраться.  Да и не возможно.  Вик помнил, что обещал полную безопасность своей гостье и спонтанный секс явно не входил в эту категорию.  Он решительно вырвал руку:
     - Хватит!
     И оба откинулись на спину, тяжело дыша, как любовники после оргазма. 
     
     - 8 -
     
     Возбуждение постепенно спадало.  Вик лежал на боку, повернувшись к Стикс спиной и прислушиваясь к своим ощущениям.  Боли не было, как и не было пугающих мыслей.  В голове мелькали только остатки впечатления от ощущения губ (и клыков?) на своей коже.  И эти ощущения были приятными, хотя уже и не вызывали полового возбуждения.  Зато вызывали возбуждение совсем другого толка.  И неожиданно для самого себя, Вик вдруг начал говорить.  Говорить, не поворачиваясь к Стикс, и, возможно даже не обращаясь напрямую к ней.  Говорить так, словно избавлялся от застарелой занозы, причинявшей уже не боль, а так, раздражение. 
     - Каждый раз, когда ты уезжаешь, меня охватывает депрессия.  Это вполне объяснимо.  Я мог бы сказать тебе, что готов пойти за тобой в ад, но разве для тебя эти слова что-то значат? Твоя душа покрыта шрамами больше, чем мои руки.  И в этих местах уже не больно.  Потому что чувствительность потеряна.  А ты поворачиваешься своим панцирем недоверия к каждому встреченному.  Имя твоей души – недоверие.  Так она выживает.  Я знал с первой встречи, что мы родственные души.  Душа всегда тянется к свету, даже если любит Тьму.  И в душу, как сорняки под солнцем, врастают большие глубокие корни надежды.  И их приходится выкорчевывать.  Выжигать.  Огнем.  И поливать кровью.  Оставляя еще один шрам на теле, на сердце, на душе. 
     Вик замолчал.  Он поймал себя на мысли о ненужности слов.  Он и так сказал то, что никогда не собирался говорить.  Словно вместе с разрезом на руке он сделал и разрез на душе, и потекшие слова избавляли от гноя в застарелой ране.  «Некоторые это называют любовью», внезапно пришла мысль, и Вик чуть не рассмеялся, что уж совсем выглядело бы предельно глупо.  «Ты понимаешь, что каждые твой приезд – это ковыряние в этих ранах.  И я уже готов на все, что бы, наконец, или засохло, или проросло и выросло какое-нибудь чувство уверенности.  Но… ты снова приехала, провела сутки и исчезла на год.  А я остался.  Лечить свою больную душу и искать дорогу к тебе в преисподнюю.  Again, and again, and again. . . ».  Вик сдержал эти слова, рвущиеся с языка.  Зачем причинять лишнюю боль себе и окружающим.  Он чувствовал усталость, которая вела за собой благословенный сон.  Но тут случилось то, что не было описано ни в одном романе о вампирах и оборотнях.