Оно оказалось очень жестким, но за неимением лучшего, пришлось его есть.  Волк был большим животным, и оставшуюся часть мяса Марк зарыл в снегу возле пещеры, чтобы лучше сохранилась.  Но уже на следующую ночь его раскопали койоты, и Марку только и оставалось, что собирать окровавленный снег в консервные банки из под тушенки. 
     Сколько раз он вспоминал своего друга Нейла, и думал о том как ему сейчас не хватает его уверенного голоса, всегда знающего что сказать, и что посоветовать. 
     Несколько раз Марку казалось, что он слышит шум вертолета, но когда он выбегал из пещеры, звук пропадал. 
     Однажды ему почудилось, что кто-то его зовет.  Он выскочил ночью на мороз, и побежал на голос.  Только когда его нога провалилась под лед на берегу реки, он пришел в себя и вернулся в пещеру. 
     Тогда он вскипятил воду, и положил в нее еловую шишку, которую сорвал с ветки ели, росшей рядом с пещерой.  Варево было ужасным, но Марк надеялся, что может быть это даст ему немного сил. 
     А силы были на исходе.  Марк все реже выходил из пещеры.  Много спал, и часто вспоминал свою бывшую жену, с которой они разошлись всего полгода назад.  Он вдруг стал скучать по ней, несмотря на то, что они расстались не самым мирным образом.  Она “отвоевала” себе дом, и Марку это было особенно обидно, так как дом достался ему от матери, которая умерла от онкологического заболевания.  В этом доме он провел свое детство и юность.  Дом напоминал ему о хороших временах его жизни. 
     Марк начал часто вспоминать прошедшие годы.  Иногда ему удавалось выудить из самых дальних уголков памяти такие воспоминания, о которых он давно уже забыл.  Он вдруг вспомнил как упал с велосипеда на кусок разбитого стекла, и долго смотрел как из глубокого пореза на руке течет кровь.  Ему тогда показалось, что это не его кровь, и это не он упал, а кто-то другой.  Он вспомнил мать, сидевшую на веранде возле ступенек их дома.  В пальцах она держала сигарету, и смотрела куда-то далеко, словно ждала кого-то. . .  Марку тогда было не больше пяти, но он вспомнил все до мельчайших подробностей, словно это происходило вчера.  Мать не хотела чтобы сын видел как она курит, и поэтому закрывала дверь на веранду, и садилась спиной к двери.  Но Марк все равно умудрялся подсмотреть за ней сквозь окно веранды. 
     Так, за воспоминаниями незаметно летело время.  Желудок крутило от голода, и Марк попытался есть кору деревьев.  Ничего хорошего из этого не вышло, кроме ложных рвотных позывов. 
     Этой ночью Марк долго не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок.  Вдобавок желудок снова не на шутку разошелся, и Марк все время пытался сглатывать слюну. 
     Вдруг он услышал странный звук, доносившийся из дальнего угла пещеры. 
     Звук был тихий и ритмичный, словно удары дерижерских палочек по пюпитру.  Марк вслушался.  Звук повторился и усилился.  Марк встал, и взял из костра горящую ветку.  Света много это не дало, но все же темноту немного рассеяло.  Марк медленно, с опаской двинулся на странный звук.  Когда он подошел к противоположенной стене пещеры, то увидел нечто, от чего внутренности его свело, и приступ тошноты подкатил к горлу. 
     Марк сразу забыл о чувстве голода, о боли в ранах на ногах, об усталости и мечте вернуться домой.  Марк не мог в этот момент думать не о чем другом, кроме как о страхе.  О своем, всепоглощающем страхе.  О таком ужасе, что он и представить себе не мог, что страх может вызвать желание умереть.  Марк застыл на месте, не в силах ни вдохнуть не выдохнуть.  Он вообще не хотел шевелиться.  Он сейчас просто хотел смерти. 
     На стене, в слабом мерцании света, исходившем от горящей ветки, висели огромные часы-кукушка.  Они были вырезаны мастером-умельцем резчиком по красному дереву, и наверняка были очень древние, как само время. 
     Они были в рост человека.  Золотой маятник ходил из стороны в сторону, издавая тот самый странный звук.  Римские цифры блестели золотом, а стрелки имели форму двух ангелочков, с вытянутыми ручками.  Наверху, под “крышей” виднелась дверца, размером со спинку стула.  Когда Марк подошел, и увидел все это, маятник замедлился, и постепенно завис под углом в 45 градусов.  Раздался щелчок, и заиграла какая-то старинная мелодия словно из старой шарманки. 
     В ту же секунду дверца начала со скрипом открываться, пока не отворилась полностью, открывая черный квадратный проход. 
     Марк увидел, как что-то мелькнуло в этой дыре, и через мгновение из отверстия медленно выползла человеческая голова. 
     Она держалась на металической пружине, которая двигалась из стороны в сторону, и вперед-назад, скрепя как давно не смазанная дверь. 
     Голова была неестественно наклонена на бок.  Лицо заросло щетиной, щеки ввалились, а рот превратился в еле заметный шрам.  Один глаз был открыт, и глядел на Марка мертвым остекленевшим взором безцветного зрачка, а второй глаз был наполовину прикрыт набухшим и посиневшим веком. 
     Если бы не вязанная красная шапка на этой странной голове, Марк никогда не узнал бы своего друга Нейла, и может быть не испугался бы так, как испугался в следующую минуту:
     Двигаться начал рот.  Тонкие губы вдруг раскрылись как-то неестественно широко, словно их привязали к невидимым ниточкам, и дергают в унисон словам, нехотя выползающим из этого рта. 
     Когда Марк услышал, что говорит рот его друга, он почувствовал тепло на своей ноге, а потом резкий запах, предательски заполз в его ноздри. 
     Марк взглянул себе под ноги, и увидел маленькую лужицу, расплывающуюся у него под правым ботинком. 
     А рот повторял одно и тоже с небольшими одинаковыми интервалами:
     -Вы оба -мертвецы. . .  Вы оба-мертвецы.