Потом все начало рассыпаться… Самолет, с его «хрустальным ожерельем» брызг, распался на маленькие осколки, и они посыпались на ледяную гладь озера, которое тут же покрылось трещинами, начавшими быстро расходиться в стороны, как на лопнувшем зеркале.  Одна из них добралась до лодки, где сидела семья Олега, и Надюша, покрывшись паутиной тонких разломов, так же рассыпалась на мелкие кусочки.  Вскоре и братья-близнецы превратились в ледяные камешки, беззвучно раскрошившись на глазах у их отца. 
     
     Олег почувствовал сильную боль в руке и увидел, что она превратилась в бесформенный кусок льда, и этот лед полз все выше и выше, пытаясь заморозить все тело. 
     
     - Индусы… Индусы… Умираем, - голос вновь нестерпимо бил по ушам, и Олег закричал…
     
     Собственный крик взорвался белой вспышкой в сознании и вытащил его из мрака беспамятства. 
     
     Олег открыл глаза. 
     
     Сильная боль пульсировала в каждой клетке его тела.  Осмотревшись, он попытался пошевелиться, и тут же чуть было вновь не потерял сознание от жгучей тупой боли в руке. 
     
     Олег лежал в перевернутом грузовике, его рука была сломана выше кисти, и белая кость, прорвав кожу, вылезла наружу.  Олег снова услышал голос.  Но теперь он понял, откуда он доносился.  Несмотря на катастрофу, диск продолжал кричать голосом Высоцкого что-то о горах, о скалолазах, о кораблях… Олег дотянулся здоровой рукой до радиодиска и выключил. 
     
     Потом отстегнул ремень безопасности, и только сейчас заметил, что его сломанная рука подвернута под кабину и намертво придавлена дверью.  Вытащить ее было невозможно. 
     
     Олег постарался взять себя в руки и успокоиться. 
     
     - Так, что мы имеем? - попытался рассуждать он, - Прежде всего меня не видно с дороги - это факт.  Я лежу в овраге, а следы аварии давно уже занесло снегом.  До утра меня никто искать не будет… Да уж, не самая веселая ситуэйшен…
     
     Вскоре Олег понял, что начинает замерзать.  Температура была около -10 по Цельсию.  Вроде не так уж и холодно, но если лежать без движения, то за пару часов наступит конец.  Он сумел включить свет в кабине, надеясь, что так может быть его заметят с дороги, хотя сам-то не очень в это верил. 
     
     Полная тишина оглушала.  Снег продолжал валить и морозный ветер задувал крупные хлопья через выдавленное лобовое стекло. 
     
     Вдруг что-то быстро промелькнуло у Олега перед глазами в короткой полоске света, исходившей из кабины, и исчезло в темноте.  Олег насторожился, пытаясь прислушаться к незнакомым звукам леса. 
     
     Через какое-то время большой белый волк уже стоял в двух метрах от кабины и скалил злобную пасть.  В любое другое время можно было бы восхищаться красотой и грациозностью этого совершенного хищника.  В данной ситуации его нужно было только опасаться. 
     
     - Мне нужен мой нож, - тихо вслух пробормотал Олег, - словно прося кого-то принести его ему. 
     
     Но чуда не произошло.  Нож был словно в миллионе километрах от него, и туда невозможно было дотянуться.  Он лежал в тумбочке возле кровати, в двух метрах от Олега, но вес кабины крепко держал руку мертвой хваткой и не давал сдвинуться с места.  Он начал понимать, что скорее всего ему не выжить.  Здоровой рукой он потянулся до «торпеды» и сорвал фотографию своей жены и детей.  Это было их первое фото на фоне нового дома, на берегу озера.  Олег долго, словно прощаясь, смотрел на фотографию, и почувствовал, как по его щекам ползут теплые капельки. 
     
     Грозное рычание вернуло его к действительности.  Волк стоял так близко, что пар, выходивший из его пасти, казалось, окутывал Олега своим жаром. 
     
     Неожиданно какие-то неведомые доселе чувства овладели Олегом.  Он почувствовал непреодолимое желание выжить.  Ему захотелось вновь увидеть свою семью и обнять детей.  Он ощутил злость.  Злость на погоду, на грузовик, на чертового лося, и, наконец, на себя самого.  Он злился на свою беспомощность, на то, что жалеет сам себя, а главное - на то, что он оставит своих детей и жену одних в этом мире и больше никогда их не увидит.  Он перестал дрожать, уже зная, что будет делать. 
     
     - Сожрать меня хочешь, тварь? Ну, уж нет! Спорим, я сделаю это первым?
     
     Дрожащей от холода рукой он дотянулся до радиодиска, включил на полную громкость, и лесную тишину разорвал хриплый баритон…
     
     - Вам такое приходилось видеть? - высокий, широкоплечий шериф стоял возле машины скорой помощи и пытался разговорить парамедика. 
     
     - Такое - не приходилось, - честно признался тот, - Парню здорово повезло, что не замерз насмерть. 
     
     Шериф недовольно фыркнул:
     
     - Повезло? Нет, уважаемый, ему не повезло, он просто жить хотел.  Ему, наверное, было ради чего жить, вот он и выжил. 
     
     Парамедик пожал плечами:
     
     - Наверное, вы правы.  Нужно железным быть, чтобы свою собственную руку отгрызть, а потом еще и волку глотку перерезать… Его ведь возле дороги, на обочине нашли.  Он сам выполз из оврага; в руке нож держал так крепко, что руку не смогли разжать, пока успокоительного не вкололи.  Кстати, возможно, руку удастся спасти.  Меньше часа на морозе валялась.  С трудом из-под кабины вытащили.  Конечно, вряд ли он на рояле играть сможет, но все же…
     
     Шериф улыбнулся:
     
     - Интересно, почему он пел, когда его нашли? По-русски, вроде, если я не ошибаюсь…
     
     А внизу, в овраге, лежал перевернутый грузовик, из кабины которого все еще доносился громкий хриплый баритон. 
     .