Но не мятежника я встретил! - руки его бесцельно и судорожно дергали пистолет.  - Мы платим за предательство, Инший, всегда платим. . . 
     
     Почти в упор с изумленной улыбкой Мстислав стрелял и тряс сошедшее с ума оружие.  По-птичьи посвистывали, пели пули, впивались в сучья, наискось скользили и не касались Иншего, впустую рыскали.  Без страха Инший смотрел в вороненый зрачок незрячий, не двигался. 
     
     Словно жег ему руки, Мстислав бросил пустой пистолет.  Пучеглазо лежал он в траве, щурился сталью.  По-ребячьи радостно, во все глаза Мстислав озирал Иншего, словно воскресшего:
     
     - Завеса богов тебя защитила, любим ими, счастливец!
     
     - Ты из Гнезда? - помедлив, тихо спросил Инший. 
     
     Мстислав кивнул.  Почти с любовью глядя на Иншего, вытянул вперед правую руку.  Над ладонью в воздухе ослепительно засиял золотисто-огненный шар, знак Высших.  Растерянно, с испугом смотрел Инший на пляшущую плазму.  Многолетняя страшная игра, в которой он сам был то пешкой, то ставкой, вдруг потеряла смысл, обернувшись сражением со своей тенью, нелепой сдачей себя себе. 
     
     - Как же так? - беспомощно переспросил. 
     
     - Да, питомцы Гнезд сами оказались Высшими.  Или Сверхвысшими, если угодно. . .  Ты прав, мы не люди уже.  Слоновой кости резные фигурки в сильных и мстительных божьих пальцах. 
     
     Была вечерняя чехарда теней.  Длинноногие, крикливые, изумрудные лягушата были.  Далеко словно плач послышался слабый.  Оксанин словно? Инший вопросительно взглянул на Мстислава.  Тот пожал плечами равнодушно.  "Жива, ивушка, киевляночка!" - взволнованно шептал Инший, растроганный.  Привязался он к бедной девочке, ждал ее, в стрельбе и словах жалящих ждал.  Мстислав слушал, презрительно кривил губы.  Рассмеялся наконец:
     
     - Так ты думаешь, что она спаслась, из-под руки Высшего спаслась? Наведенная, ускользнула? Наивный. . .  Лишь по моему слову дышала и плакала, старик! Она и Свенельд.  Не могут смертные, илоты, ни один не может. . .  Жалкие, они разглагольствуют о свободе, корчась под сапогом! - и жестко закончил - Как нам не изменить предначертанного богами, так смертным, ничтожным, не сломить волю Высших. 
     
     Среди страшных деревьев и трав, сжавшись, всхлипывала Оксана.  Но вскоре затихла, плакать казалось тягостно.  Угрюмый, чуждый мир окружал ее.  Секунду следила за бессмысленным движеньем жука, устало смежила веки.  Но не было лада в темноте.  Громоздкой и неудобной была темнота за оградой век.  Оксану стесняла необходимость дышать, копошение полумыслей в голове стесняло.  Попробовала мечтать, как всегда, когда становилось плохо.  Бегло окинула свои миры и отвернулась: безжизненными и скучными оказались.  Нужно сделать что-то, слишком невыносимо ей здесь.  Оксана поднялась, чугунные ноги переставляя, сделала несколько шагов.  Смутное, боязливое отвращение остановило ее, тихо опустило на землю.  Как все равно плохо, где быть.  И тошнотворный запах ее тела.  Прекратить ей надо! Вспомнила нож.  Туда, под ребро, где Свенельд.  Подняла голову.  Как будто для того навис вяз.  Равнодушно смотрела, как наполняется ее кровью комар, на руку севший.  Слишком много, не выпить всю, сколько ни пей.  Новый приступ отчаянья бросил ее на ноги, на дрожащие новорожденные копытца, млечной шерстью покрытые.  Веревка у Иншего есть, туда ей. 
     
     Оксана растерянно обвела глазами лес.  Минуту или час она стоит здесь, держась за кудрявый кустарник в шипах? Кто-то ныл, ныл за спиной.  Голоса как будто.  Прилечь бы.  Пожалуй, что-то происходило в воздухе, какое-то движение. 
     
     С жалостью и ужасом Инший смотрел на Оксану.  Неловко подогнув ноги, раскачивалась из стороны в сторону.  Сквозь спутанные волосы опустевшие напуганные глаза.  Синева и чернь шеи, слюна струйкой у угла губ. 
     
     - Что вы с ней сделали! - потрясенно прошептал Инший.