- Соседи не беспокоят? На запахи не жалуются?
     Она молчала.  Я сел на табурет возле нее и мы молчали вместе, думая каждый о своем.  Потом, я тихо прошелся по квартире, проверяя все ли на месте. 
     Пахло нестерпимо, даже для меня.  Запах разлагающейся плоти заглушить было невозможно, но вывозить маму из дома, откровенно говоря, боялся. 
     Поэтому, взял из ванной старый, пластиковый тазик и вылил в нее две банки злобной голубой краски. 
     Поработав около часа, я создал иллюзию начатого ремонта.  Наши краски не подвели, пахли сурово и агрессивно. 
     Уже уходя, я чертыхнулся и вернулся на кухню.  Мой любимый молоток стоял все так же у стенки.  И мне кажется, он мог скоро опять понадобиться. 
     Из комнаты послышался какой-то шум. 
     - Ты что-то сказала?
     Но, это просто упала ее одеревеневшая рука с груди на пол. 
     Я всегда боялся, что она ушла от меня не навсегда.  Осталась призраком в этой квартире и ходит из угла в угол, ожидая, когда же опять наступит ненавистный вторник.  Вот и сейчас, поправляя ее руку, я увидел какую-то тень в окне. 
     Отдернул штору, но это лишь ворон сел на подоконник и посмотрел на меня одним черным глазом. 
     - Ты знаешь, мы со Светкой помирились, - я снова повернулся к маме. 
     Она смотрела в телевизор, сжав губы в кривой усмешке. 
     - Смейся, смейся.  Я победил ее, как победил тебя.  Вот такой вот неудачник, твою мать. 
     Надоедливый ворон не хотел улетать с окна.  Я плотно задернул штору и подошел к ней. 
     Выражение лица мамы мне не нравилось.  Даже в своей смерти и гниении она сохранила какую-то власть надо мной. 
     У меня все поплыло перед глазами и стало трудно дышать. 
     - Что ты смеешься надо мной? Хватит! Отвернись! – кричал я, выплескивая накопившуюся боль наружу.  Ты думаешь, это я прихожу к тебе? Это ты приходишь ко мне!
     Вторник давно уже стал нашим обоюдным днем. 
     - И перестань таращиться в телевизор! – Молоток разбил экран, и сразу стало нестерпимо тихо и страшно.  – Глаза испортишь!
     Я положил молоток в свой портфель и аккуратно вышел из квартиры. 
     Хрустальный шар в комнате медленно закрутился, бросая нелепые отблески на стены и шторы.  Вдруг в одной плоскости шара промелькнуло вытянутое, испуганное лицо.  На кухне зазвенела и разбилась любимая мамина чашка.  В шкафу кто-то нервно хохотнул. 
     
     Всегда вместе, но только по краю. 
     Слева я, ну а справа ты. 
     Вместе мы? Я не знаю, не знаю. 
     На стекле от луны лишь следы. 
     
     Этой ночью я спал плохо.  Руки Светки постоянно мешали мне, и я злобно их откидывал прочь.  Но хуже всего было то, что Григорий Иванович появился в моем сне, подобно вирусу.  Он выскакивал из темных углов, выглядывал с окон, сваливался с ближайших деревьев.  В общем, докучал, как только мог.  Его улыбка раздражала и пугала меня.  Я отмахивался от него молотком, но он только беззлобно повторял:
     - Все про тебя знаю! Все!
     - Ничего ты не знаешь, ты же сумасшедший! – кричал я, не в силах сдержать свой гнев. 
     - Мне все из космоса доложили! Ты убил ее! Убииииил…. , – голос его становился все тоньше и тоньше. 
     Я прихлопнул комара на своей щеке, двинул со злости Светку и встал с кровати.  Запах в квартире становился все более резким, и я понял, что мое время здесь подходит к концу.  Тело Светки уже задубело и стало покрываться пока едва различимыми трупными пятнами, предвестниками скорого разложения.  Я подошел к окну и посмотрел на небо.  Вот он космос, как на ладони.  Приветливые звезды хмурились в покрывале темных туч, а огромная белая луна светила ярко из открывшегося куска неба. 
     «Я в окне и она в окне», - с горечью подумал я, - «и самое главное – вокруг никаких летающих сумасшедших». 
     - Пора наведаться кое к кому в гости, - сказал я уже вслух и прихлопнул еще одного комара у себя на шее. 
     Светку эти кровопийцы уже игнорировали, а на мне отрывались за двоих.  Луна последний раз весело подмигнула и скрылась в грустных тучах. 
     - Пора, уже совсем пора, - дверь за мной захлопнулась с тоскливым скрипом. 
     Шел третий час ночи.  Что самое смешное, сумасшедший явно ждал меня.  Его дверь была не закрыта, не смотря на столь поздний час.  Он сидел спиной к входу в комнату, в кресле- качалке и читал вслух стихи, изредка посматривая в помятый листок. 
     Я непроизвольно вздрогнул, так его листок был похож на мой, тайный и ненаглядный. 
     
     Вместе крутятся две планеты,
     две надежды, комет двух хвосты. 
     Есть вопросы, но больше ответов. 
     Где же ты? Где я, а где ты?
     
     - Это же ты написал, - спросил он у меня, улыбаясь своей беззлобной улыбкой, - забыл уже?
     Его нос слетел первый, но Григорий Иванович остался стаять на месте.  Второй удар проломил висок, а третий превратил губы в кровавую кашу. 
     - Ну что же ты остановился? Бей, - уверенно сказал он мне. 
     И я ударил, снова, а потом снова и снова.