Возможные конкуренты либо надежно рассажены по российским тюрьмам, либо не менее надежно уложены по российским же канавам.  Что делать? Любят ведь некоторые воровать.  Даже накануне войны.  Или в разгар народных волнений.  Лишний повод для потомка польских промышленников показать свое щепетильное отношение к финансам: и своим, и чужим, и государственным. 
     Этот не то польский, не то русский гусар свято верил, что больше никто не способен организовать производство сложнейших пьезокерамических элементов.  Организовать как надо, а не абы как.  Эта вера в себя и в свою миссию заставляла фанатично вгрызаться в военную промышленность.  Там, где другие выискивали лакомые куски мякоти, Янковский перемалывал самые крепкие кости и хребты.  Ни бюрократическая машина, ни чужие связи, ни китайские шпионы не могли остановить этого финансового титана. 
     Олигарх-патриот - товар редкий, штучный.  Кроме Станислава Янковского, Россия знала еще двоих, имена которых часто с придыханием повторяла: Елена Ерофеева и Илья Храбров.  Клан Ерофеевых возводил заводы, жилые дома, офисные комплексы, школы, больницы… Именно возводил, а не строил.  В самых суровых условиях, в самых отдаленных участках необъятной родины, в условиях экономического кризиса.  Храбров же снабжал ГРУ, ФСБ и компанию самым современным шпионским оборудованием, оптикой и беспилотниками со сложным роевым интеллектом. 
     Остальные олигархи смотрели на своих не в меру честных собратьев как на чумных.  И когда очередной акт чудовищно честных и до безобразия прозрачных выборов вылился в массовые акции протеста, именно на патриотическую тройку набросились все СМИ: и либеральные, и провластные.  В каких только преступлениях не обвиняли Янковского! О его воображаемой армии венгерских наемников теперь знала каждая…
     - Собака. 
     Светлана стала мысленно листать историю болезни.  Никаких записей о клиентах - золотое правило психотерапевта, консультирующего российскую элиту.  Память у Озёрской была отменная, закалённая в боях за международное признание.  Она помнила всё. 
     В случае с Янковским и запомнить-то было особо нечего.  О небывалом подъеме протестных настроений, да еще в разгар новогодних праздников, говорили все.  Волны забастовок катились по России, парализуя военную промышленность с ее сложными производственными цепочками. 
     Обстановка накалялась.  Пятую колонну уже никто не боялся, поэтому власть в унисон с церковью объявила оппозицию слугами антихриста.  Не больше, не меньше.  И все это было бы смешно, если бы не слухи.  СМИ нестройным хором обвиняли власть в закулисной охоте на ведьм.  Без всяких иносказаний.  Кремль якобы заключил контракт с австрийским демонологом.  Конечно же, никакого демнолога никто не видел в глаза.  Все пошумели и сошлись на том, что оплата услуг охотников на ведьм - прекрасный способ распилить еще немножечко. 
     Тем не менее, массовая истерия медленно, но верно набирала обороты. 
     Социально-политические страсти неминуемо находят отклик в страстях душевных.  Особенно у тех, кто имеет прямое отношение к действующей власти.  У Станислава пропал сон.  Даже дневной.  Поначалу это радовало.  В столь сложное время надо было постоянно куда-то лететь, с кем-то договариваться, кого-то устранять…
     Но и в часы отдыха мозг отказывался ослаблять хватку рациональной активности.  Словно психика из последних сил стояло на страже, пытаясь не выпустить в наш мир какое-то страшное знание.  Практически сразу подключилась и фобия.  Янковский стал бояться тёмных углов, старух, узких улиц и собак. 
     Особенно собак.  Раньше олигарх был заядлым собачником.  Но сейчас близко бы не подошёл даже к таксе.  Ему пришлось отправить своего ризеншнауцера к родственникам в Польшу.  Разлука далась тяжело, но ещё тяжелее было находиться в одной квартире с псом, пусть и преданным.  Один вид лохматого животного внушал бизнесмену суеверный ужас.  Да и сам Янковский в последнее время чувствовал себя, как побитая…
     - Собака. 
     Светлана смотрела на снегопад.  Белые хлопья мстили политикам за их грязь, устилая пространство чистым незапятнанным ковром. 
     Интересно, почему пациент во сне с таким отрешенным упорством буквально призывает объект своего страха? Если кто-то боится собак, то сон с этими животными неминуемо должен превратиться в кошмар.  Логично? Только не для психотерапевта.  Психика любит защищаться от болезненных воспоминаний.  А лучшая защита, как известно, - нападение.  Поэтому разум берет и вытесняет прочь нежелательные мысли.  Уничтожить мысль невозможно, зато можно изгнать, затолкать поглубже в бессознательное.  Но изгнанник не будет сидеть, сложа руки (или что там у мысли есть?).  Вытесненная память наладит тайные коммуникации с вполне невинными фантазиями, сновидениями, образами.  И вот уже готов мост из бессознательного в сознание.  Но разве можно обмануть собственную психику? Распознав уловку, наша внутренняя цензура делает всю цепочку неприкасаемой.  Так возникает фобия. 
     Поэтому боязнь собак еще ни о чем не говорит. 
     Озёрская мягко, в такт своим тягучим мыслям, постучала по оконному стеклу.  Звук нагло воспользовался повисшей тишиной и ворвался в акустическую жизнь кабинета тревожным набатом.  Света медленно отвела руку от окна, из которого ничего уже не было видно, кроме белого безумия. 
     - Собака. 
     Света обернулась.