Пациент проснулся и, напряженный и встревоженный, сидел в кресле прямо, словно аршин проглотил.  Его руки хаотично меняли положение, то оказываясь сложенными на груди, то падая на бедра, то цепляясь за подлокотники. 
     - Вам снилась собака? - дождавшись, пока Янковский успокоится, спросила Озёрская.  Она ждала этой возможности уже пять сеансов. 
     - Ещё какая, - с показной небрежностью бросил пациент и посмотрел на часы.  - Что? Всего сорок минут прошло? Я же обычно дольше сплю.  Вы меня специально разбудили?
     - Нет.  Я просто постучала по стеклу, Сама не ожидала, что получится громко, - честно призналась врач. 
     - Ну тогда понятно.  Я от такого звука в детстве часто просыпался и плакал.  Меня прадед успокаивал.  Разве я Вам не рассказывал про свое детство?
     - Вы мне вообще ничего не рассказывали последние несколько дней.  Только спали. 
     - Ах да, - Янковский окончательно овладел собой и теперь собирался экстренно прервать поток воспоминаний. 
     - Постарайтесь сейчас выговориться, - пациент молчал, но уже больше не хотел молчать.  - Вы же сюда за этим пришли. 
     - Да что тут выговаривать? - отмахнулся олигарх.  - Неприятные эти были годы, мутные, нищие.  Советский союз, Польша под пятой коммунистов.  Ни оставаться в СССР, ни к родственникам уехать.  Так и металось мое семейство.  Отца расстреляли, когда мне было три.  Я помню только, как мы с пугающе спокойной матерью куда-то едем на поезде.  Потом еще поезд.  И еще поезд.  В общем, кое-как добрались до маленького поселка, где мой прадед жил.  Да только он нас сам чуть не расстрелял. 
     - Прадед?
     - Прадед, - руки Янковского опять стали обследовать ближайшие поверхности.  - Он жил в каком-то старом домишке с самого раздела Польши.  А ведь клан Янковских управлял настоящей промышленной империей, пока усатый с припадочным не сговорились.  Все заводы остались на востоке, в руках большевиков.  Но прадед загодя перебрался в неприметный поселок, к западу от новой границы.  Там и переждал всю войну спокойно. 
     - Не воевал?
     - Нет.  Отказался.  Вот его сын, то есть мой дед, погиб, сражаясь в рядах крайовы. 
     - Просто взял и отказался?
     - Да, сослался на возраст.  Кстати, никто не знал достоверно, сколько ему лет.  Но он и тогда уже был далеко не молод, если верить рассказам.  Да и нацистов гораздо больше интересовали наши семейные предания.  Очень повезло, что наш клан оказался на территории Рейха.  Это Сталин не верил ни в бога, ни в черта.  А НСДАП выделяла миллионы на изучения всякой мистики. 
     - Боюсь, я немного не поспеваю за Вашей мыслью. 
     - Мне просто кажется, что я всё это Вам уже рассказывал.  Разве нет? - Озёрская покачала головой.  - Нет? Значит, мне все это снилось.  Ну точно.  Я ведь здесь спал? - Озёрская кивнула.  - Спал.  Всё смешалось.  Эти сны.  Они такие подробные, такие невыносимые. 
     - Невыносимые, потому что реальные?
     - Да.  Меня затягивает в прошлое.  Со страшной силой.  Я забываю, что делал час назад, но детство.  Зачем мозг заставляет меня переживать все это снова? Неужели я схожу с ума, доктор?!
     - Если бы Вы сходили с ума, то друзья порекомендовали бы Вам не меня, а Игнатия.  Хотя по молодости я охотно принимала самых разных личностей.  Поверьте, безумие не задает лишних вопросов.  И никогда не отвечает.  Если уж психика дала трещину, то можно только замедлить или сгладить распад личности.  Это в лучшем случае.  Как правило, врачам остаётся только наблюдать, изучать, писать статьи, делиться опытом.  Безмолвие. 
     - Тогда что со мной?
     - Вы сами знаете ответ: память разбушевалась.  Это нормально.  Посмотрите, что творится в стране.  Тут каждого второго можно заподозрить в паранойе.  Тяжкое зрелище.