Надо было доставать из багажника наше нехитрое снаряжение.  А что, поляна, возле которой мы остановились, очень даже неплохое место, я бы даже сказал уютное. 
     Едва только я открыл со своей стороны дверь, как Граф ловко выскользнул из салона «Волги» и галопом понёсся по лужайке, вспугивая присевших на цветок пёстрых лесных бабочек и капустниц и сшибая с травинок кузнечиков, стрекоз и другую мелкую живность.  Пёс, очутившись на свободе, был невообразимо рад и стремился поделиться этой своей радостью со всеми окружающими.  Потом, вволю набегавшись, Граф перешёл на трусцу и принялся более тщательно исследовать нашу живописную поляну.  Иногда он останавливался, принюхиваясь к новым, незнакомым запахам. 
     Солнце уходило с небосвода, напоследок покрывая позолотой лес, шелестевший от тёплого ветра.  Ветки с густой хвоей с какой-то таинственностью шуршали, а под переплетениями кустарников начинал скапливаться сумрак.  Тени от веток подрагивали, точно плясали.  У самой поляны росло несколько берёз.  Они словно бы медленно кивали, будто приветствовали, а их яркие, белые и стройные стволы едва заметно приходили в движение.  Скоро ветер совсем перестал дуть, и деревья уже больше не шевелились, а замерли, отходя на покой.  Лес готовился к ночлегу, а ещё совсем недавно неумолимо пекущее солнце, разливало на него золотую краску, которая, впрочем, уже совсем скоро поблекнет и исчезнет совсем. 
     Выйдя из душного салона автомобиля, я расправил плечи и всей грудью вдохнул свежего и чистого вечернего воздуха, ощутив немного мятный лесной запах.  Как же всё-таки красива лесная природа! Не то, что какой-то там город.  И это говорит вам совершенно заядлый городской житель, который любит холодными зимними вечерами сидеть за секретером с интересной книжкой в руках.  Домашний я человек, короче говоря.  Хотя моя будущая профессия совсем такого не предполагает.  Ведь я собирался поступать на факультет журналистики. 
     Я – вполне симпатичный и довольно рослый парень, в очках, среднего телосложения, с голубыми глазами и тёмно-русыми волосами.  Мне двадцать лет.  По поводу очков, не знаю, - одни говорят, что они мне идут, и я создаю впечатление делового и серьёзного человека, а я был вполне серьёзным, может даже слишком, другие говорят, что очки идут мне не особо.  Когда-то, ещё в подростковом возрасте, я имел небольшой минус и очень не хотел одевать очки, потом моё зрение ухудшилось и составило минус пять.  Тут уж, как бы мне не хотелось, а очки одеть пришлось.  Первое время я комплексовал, а потом привык.  Вообще, конечно, я напрягал своё зрение довольно-таки часто, и удивляюсь, как ещё глаза служат мне до сих пор.  Очень многое приходится смотреть глазами, не зря же говорят, что через глаза человек получает больше всего информации.  Я много читаю, пишу, а наш старый телевизор в московской квартире смотрю не так много, как мои родители, проводящие за ним целые вечера.  Пишу на тему фантастики, войны, на тему любви, поскольку без романтики обходиться не могу.  Мне кажется, что я, наверное, один из тех людей, кто зарывает таланты в землю, и, причём, делает очень старательно.  Где-то в третьем, четвёртом классе школы, за меня всерьёз взялась учительница по изобразительному искусству.  Взялась так, что от меня только перья полетели.  Надо сказать, я ещё с детства увлекался рисунком, мне это нравилось.  Впоследствии я рисовал просто так, рисовал для себя, ни к чему особо не стремясь.  Рисовал корабли – простые, деревянные и космические, рисовал животных, невообразимых чудовищ, рисовал рыцарей, мне нравилось изображать целые морские баталии, сухопутные побоища, рыцарские турниры.  Я мог быстро от руки набросать на листе бумаги общую схему рисунка, а потом уже начинал прорисовывать более мелкие детали.  Был у меня и небольшой опыт рисования красками, совсем скудный.  Моя учительница по рисованию заметила у меня какие-то признаки художественных способностей и, по всей вероятности, хотела сделать из меня профессионального художника, мастера кисти.  Я же сопротивлялся этим её стараниям, поэтому, иногда не выдерживая, учительница изливала весь свой накопившейся гнев на меня, ставила плохие оценки по предмету, и это меня очень задевало.  Я дулся на учительницу, просто ненавидел её, избегал.  Бывало, видя её в школьном коридоре, я старался затеряться среди школьников или норовил юркнуть в двери класса или, оборачиваясь, сбегал вниз по лестнице между этажами.  В общем, делал всё, чтобы не попадаться учительнице на глаза.  Вспомнить, так я вообще был невероятным нахалом.  Каким же я был глупым, совсем ещё мелкий, толком не понимал ничего.  А ведь Надежда Дмитриевна чуть ли не душу свою вкладывала в наши занятия.  Как-то она уговорила меня принять участие в конкурсе по теме Великой Отечественной войны, где надо было изобразить столкновение войск в широком масштабе.  И я успешно справился, заняв на конкурсе хоть не первое, а третье место.  Избегал я учительницу ИЗО до тех пор, пока не переехал с родителями на новое место жительства и не поменял школу.  Я всегда гнул свою линию, стремясь рисовать, как я хочу и умею.  Возможно, мне просто не хватало терпения и усидчивости, чтобы перейти на новую качественную ступень.  После переезда всякие контакты с Надеждой Дмитриевной прекратились, и, конечно, я не собирался звонить ей по телефону, который она когда-то мне давала.  Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, как глупо я вёл себя тогда, мне становилось за себя стыдно.  Ведь учительница тратила на меня своё время, терпение, нервы… Не ценил я того, что сейчас, в реальности.  И упускал свои возможности, а, может быть, и удачу.  А совсем недавно я узнал от бывших одноклассников, что учительница, пожилая и больная женщина, скончалась в полном одиночестве и бедности в своей маленькой квартирке… Эх, а ведь у меня были бабушка и дедушка, которые заботились обо мне и любили меня.  И тут я всё упустил.  Дедушка – фронтовик, дошедший с боями почти до самого Берлина, бабушка – заслуженный ветеран труда и почётный донор.  Они столько мне всего рассказывали из своей жизни…Ты только вникай, не упускай детали и тонкости, и записывай.  Можно было бы две книги написать.  Теперь бабушки с дедушкой нет в живых, о них осталась только память и душевное тепло, остались их награды за мужество и беспредельный героизм.  Сейчас, если бы они были рядом и всё бы мне рассказали во всех деталях, то я сумел бы перенести рассказ на бумагу красочным, художественным языком, дополнил бы это живое и насыщенное повествование своими размышлениями и рассуждениями.  Да, при их жизни я был ещё мал и глуп, чтобы всё это зафиксировать подобным образом…
     Свои первые рассказы я стал писать ещё в конце пятого класса.  И рассказы эти были фантастическими.  Писал я про другие миры, про коварных иноземных захватчиков, пленивших целые города на Земле, про потусторонних чудовищ, которых никто и никогда и в глаза-то не видел, писал про секретные подземные лаборатории, где проводились эксперименты по созданию сверхчеловека, писал о путешествиях во времени и ещё многое в таком вот духе.  Признаться, писать – дело совсем нелёгкое.  Но необычайно увлекательное.  В таком деле нужны усидчивость, терпение и старание.  Есть, конечно, ещё зависимость от настроения и даже от погоды.  Иногда строчки будто сами с быстротой ложатся на бумагу, а порой совсем ничего не выходит.  У меня уже накопилась целая кипа рукописей, часть своих произведений я уже издал, получив скромный гонорар.