Ему ничего не оставалось, как начать осмотр местных музейных достопримечательностей.  Как оказалось, Музей Местной Истории имел в своём распоряжении довольно любопытную, своеобразную, в некотором роде, даже весьма экзотическую коллекцию экспонатов.  Размах действительно поражал – от старинных картин до окаменелых останков древней акулы, найденной в отложениях при местных раскопках в первой половине девятнадцатого века.  Были тут и рыцарские доспехи 12-15 веков, были и скульптурные композиции.  А одна скульптура особенно поразила воображение журналиста.  Это была скульптура обнажённой девушки, выполненная в невероятно изящном, эстетичном, тонком стиле умелой рукой давно почившего мастера.  Была чётко изваяна каждая деталь, каждый изгиб, каждая кожная складка, и казалось, что каменная фигура вот-вот оживёт и сойдёт со своего постамента.  Табличка внизу скульптуры гласила: «Прекраснейшая Элеонора».  Опять-таки, поразительно, что появился уже упоминаемый выше некий мистер Чичестер, который работал в музее и за экскурсовода, и за контролёра билетов, и за сторожа.  Надо сказать, этот мужчина с большой охотой и живостью говорил о том или ином музейном экспонате.  Создавалось такое впечатление, будто этого человека не касались все те странности, что происходили вокруг – он был как будто сам по себе.  Но, чёрт возьми, как же ему удавалось сохранять такой неиссякаемый оптимизм и бодрость духа? Ладно, хорошо, что хоть кто-то здесь походил на нормального человека, а не был «пустым сосудом», обезличенной оболочкой.  И Томас Берт с глубочайшим интересом и вниманием слушал детальный рассказ мистера Чичестера.  Однако внутри зрел вопрос, который потеснил все остальные вопросы, мысли и домыслы: «А что если спросить его, что же всё-таки в действительности происходит с Карстоном и его жителями?»
     Вопрос, который задал журналист мистеру Чичестеру, подействовал на последнего странным образом.  Он вдруг замолчал, точно язык проглотил, глаза его расширись от ужаса, все его тело била дрожь. 
     - Мистер Чичестер? – попытался вывести из оцепенения смотрителя музея Берт. 
     Далее произошло вообще нечто чудное.  Чичестер вдруг вздрогнул и бросился бежать по залу с экспонатами. 
     - Мистер Чичестер! Мистер Чичестер! – закричал вслед журналист.  Но шаги пухлого беглеца грохотали уже где-то на лестнице.  Внезапно послышался вскрик, а потом невообразимый грохот, отдававшийся сильным эхом, которое не сразу растаяло в пространстве под высокими потолками. 
     Несколько мгновений Берт стоял неподвижно, а затем опрометью бросился к лестнице.  Здесь журналист встал, как вкопанный.  В самом низу, на выложенном затейливой мозаикой полу, было распростёрто тело мистера Чичестера.  Осторожно приблизившись, Берт обнаружил служителя музея без признаков жизни.  Пульс на руке и на шее отсутствовал… Мистер Чичестер был мёртв… Его глаза были невообразимым образом выпучены, и в них застыл неописуемый ужас.  Под головой мужчины растеклась внушительная лужа крови.  «Вот чёрт…», - подумал Берт, поднимаясь с корточек.  – «Расшибся насмерть…» Медленным движением журналист повернул тело к себе и пришёл в ужас, страх пробежался ознобом по спине.  В груди Чичестера, на том месте, где располагалось сердце, обнаружилась рана, которая, судя по входному отверстию, была нанесена тонким и острейшим лезвием.  Выходит… Убийство?
     Берт попытался успокоиться и трезво оценить ситуацию.  Мистер Чичестер, на которого каким-то невообразимым образом подействовал вопрос о ситуации в городе, внезапно бросился бежать.  Пока служитель музея бежал по ступенькам, внизу лестницы кто-то появился и нанёс смертельный удар предположительно очень острым ножом… Но кто же мог совершить столь чудовищное злодеяние и лишить жизни безобидного Чичестера? И снова вихрь вопросов закружился в бешеном хаосе.  Почему слова его, журналиста Томаса Берт, так испугали мистера Чичестера, что он, не помня себя, бросился бежать? Кто неожиданно появился внизу лестницы? Зачем он убил ни в чём неповинного служителя музея? Всё это чрезмерно нагнетало и без того нездоровую окружающую атмосферу.  Когда за высоким прямоугольником одного из музейных окон на миг мелькнула чья-то неясная фигура, Берт застыл и похолодел от ужаса.  Ведь в данный момент кого, как не его, только что вошедший мог обвинить в этом страшном убийстве.  А может, за окном – сам убийца?
     Журналист направился к выходу, но дверь оказалась запертой… Что за проклятая игра? Неужели снова дети? Тяжёлая дверь не поддавалась.  Теперь выключился свет… Что за чертовщина? Нужно непременно найти какой-нибудь запасной выход.  И Берт начал поиски.  Другого выхода не было.  Он неподвижно стоял у высокого окна, выходящего в залитый солнечным светом внутренний двор музея.  И тут за спиной послышался какой-то неестественный шум, который вскоре превратился в оглушительный рокот… Журналист быстро развернулся, и в этот миг какая-то дико ревущая потусторонняя сила ударила его в грудь.  Он вынес спиной раму со стеклом и с отчаянным воплем полетел вниз…
     Томас Берт оказался в своём номере на полу.  Весь этот кошмар ему приснился, он метался на кровати, пока, в конце концов, не свалился с неё.  Это падение и вернуло его из мира снов в действительность.  Сев на кровать, он вспомнил, как посетил Музей Местной Истории, он вспомнил на редкость разговорчивого и услужливого мистера Чичестера – служителя музея, вспомнил просторные залы и экспонаты.  Он побывал везде, в том числе и на втором этаже.  Он поблагодарил мистера Чичестера, который предложил ему выйти через другую дверь в уютный внутренний дворик со скамейками и не действующем маленьким фонтаном.  Да, там было уютно… Но его, Берта, там непрестанно клонило в сон, ощущалась какая-то слабость.  Он будто бы поддался странным чарам этого живописного места.  Тогда, встав со скамейки, он направился к железной калитке, ведущей на улицу.  Потом… Потом он направился в отель Джонатана – он был недалеко, и, поднявшись в свой номер, лёг на кровать. 
     Теперь же он был готов к новым изысканиям и похождениям.  Прежде всего он пообедал, а затем решил исследовать остальную часть города.  Для этого он, минув Портную лавку, по Болдуин-стрит вышел на вторую после Грейсон-стрит, главную улицу Карстона – Саммер-стрит.  Направо – глухая и узкая Бресбери-стрит с рядами давно покинутых жителями домов-призраков, отдельные из которых представляли собой печальное зрелище.  Дойдя почти до середины Саммер-стрит, Берт был восхищён старинной архитектурой местной городской достопримечательности – Драматического Театра «Флайерон».  Широкая, потрескавшаяся от времени и местами поросшая мхом и жухлой травой лестница, величественные колонны, резной фасад.  Двери входа наглухо запечатаны.  Когда-то очень давно этот театр собирал немало зрителей, стекавшихся со всего Карстона.  Немного пригнувшись, Берт прислонил ухо к дверям.  За ними поначалу была абсолютная тишина, но спустя некоторое время, послышались неясные певучие голоса и звуки оркестровой музыки… Но, не может же быть, в самом деле, что на сцене шло выступление, а в зале присутствовали зрители? Это было похоже на слуховые галлюцинации.  За дверью – короткий миг тишины, а потом – отдалённые звуки зрительских рукоплесканий…
     Журналист отпрянул от двери и встряхнул головой.  Этот старинный город странным образом воздействовал на него: то смутное чувство беспокойства и тревоги, то странные, пугающие сновидения, то, теперь вот, слуховые галлюцинации.  Теперь же за дверью было глухо, как в гробнице.  Вот чертовщина…
     Через несколько минут перед взором Берта вырос старый Картёжный Клуб «Прескот».  Постройка была изрядно потрёпана непогодой и штормовым ветром.  Часть кровли чудовищно искорёжена и вырвана, вместо окон – чёрные провалы, и нигде не сохранилось хотя бы замызганного куска оконного стекла.  Согласно сведениям о Карстоне, которыми располагал журналист, строение Картёжного Клуба было построено в 1851 году на месте бывшего дома масонов, заложенного ещё в начале 1710 года.  В своё время Клуб «Прескот» имел очень даже притягательный вид и точно магнитом манил к себе десятки самых заядлых картёжников всех возрастов.