- Вы хотели меня убить? - без эмоций спросил Стас у главврача. 
     
      - Моё дело - преподать урок, а наказывать - дело Божье, - сухо пояснил Вайцман. 
     
      - Какая же вы сука, Иосиф Вайцман!
     
      Главврач отложил молитвослов, расстегнул плащ, поправил костюм-тройку. 
     
      - Думайте что хотите. 
     
      Через час могила была готова.  Осторожно, как будто девочка была стеклянной, труп положили в яму, постояли как следует, принялись забрасывать землёй это несчастное неживое тело, так мало вкусившее жизнь.  Сломалась и вторая лопата.  Ветер трепал одежды, волосы, глаза выдавливали слёзы, столь запоздалые и не к месту. 
     
      - Что будем дальше делать, сотоварищи? - усмехнулся Стас, перевязывая рану. 
     
      - Я ухожу в город, - сказал Вайцман. 
     
      - До города 13 километров, - удивилась Олеся, откровенно разглядывая главврача словно он был экспонат.  Девушка начинала презирать это боговерующее существо, причинившее боль её возлюбленному, коим теперь Стас для неё уже не являлся.  Она решила, что будет жить с Жанной, одноклассницей, также предпочитающей молоденьких особ вульгарным и грубым мужланам.  Олеся предвкушала бесшабашный секс, дикие животные ласки с ног до головы, море шампанского, столь любимого ею и будущей возлюбленной. 
     
      Вайцман отнёс инструменты в хозсарай, отряхнулся чинно и со степенностью. 
     
      - Бог поможет, - ответил он. 
     
      - Носитесь вы со своим Богом, - зло фыркнула Олеся.  - Можно подумать, вы такой праведник!
     
      - Я с малых лет хожу в церковь.  Я даже хотел уйти в монастырь, но батюшка. . . 
     
      - Кругом у вас одно "я"! - вскричала девушка, убежала в морг, вернулась от туда с какой-то книгой.  - Нате, почитайте!
     
      Главврач удивлённо взял в руки книженцию.  "Будущее атеизма".  Боже, какая глупость!
     
      - Стас, это твоя книга?
     
      - Моя.  Я взял у отца, он коммунист. 
     
      - Отродье бесовское! - теперь уже кричал Иосиф Семёнович, прежде чем уйти в мрак.  Он покидал этих двоих безбожником с глубокой ненавистью, он считал их своими врагами, и если бы было время, о, он прочистил бы им мозги! Будьте прокляты, засранцы, я иду в новую жизнь, нет такой преграды, через которую не смог бы переступить человек. 
     
      Олеся и Стас ушли в морг.  Тишина их угнетала, давила на сознание.  Олеся запустила пальцы в грудь Стаса, поиграла с курчавыми волосами, потом рука пошла ниже, нашла начинающий возбуждаться мужской орган, погладила головку.  Она абсолютно ничего не испытывала.  просто надо было убить время. 
     
      - Он подохнет в дороге или вернётся к нам, - сказала девушка и расстегнув брюки, принялась лизать Стасово древко. 
     
      - Его надо было убить, - прошептал молодой человек. 
     
      - Его убьёт его Бог.  Это как пить дать. 
     
      Фрагмент тринадцатый
     
      В три с четвертью часов ночи Олеся почувствовала сильнейший приступ стенокардии.  В её молодом возрасте, когда гормоны правят разумом и разум отдаёт телу бодрость и лёгкость, такие приступы говорили о чём то сверх ординарном.  А после пошли язвы по всему телу, бледно-розовые как вестники тяжёлой болезни. 
     
      Стас испугался не на шутку: тяжёлая испарина завладела им, сухость во рту как при диабете сковывала ум, мешая придумать что-то нужное. 
     
      - Химия? - спросила парня Олеся, откровенно потерявшая надежду на существование.  Её мысли - ломкие, хрупкие - давили на душу.  Она поняла, что России, какой она любила её, уже нет, где-о под Клязьмой от ядерной бомбы наверняка погибла семья отца. . .  Как всё это несовместимо с радостью просто жить!
     
      - Какая-то зараза из-под земли. . .  - тянул Стас.  - Возможно, сибирская язва. . .  Я в полной прострации. . . 
     
      Девушка лежала на кушетке в морге и смотрела на дождь, капающий и видимый в открытую дверь.  Где-то лаяли собаки, после всё остановилось как в чёрно-белом кинофильме. 
     
      Олесе стало хуже через 45 минут: язвы начали лопаться, зелёно-жёлтый гной, пахнущий спорами грибов, вытекал из жерл язв, призывая в свидетели смерть как самое честное завершение этого кошмара.  И девушка стонала в бреду, примочки Стаса делали приносили ей лишь ещё большую боль, словно скалящийся маньяк резал по-живому это нежное женское тело. . . 
     
      Дождь барабанил по жестяному ведру, тушил стасовы окурки, распугал всех собак, и поздняя гроза завершила это представление - ветер и гром дали свои окончательные вердикты закончить самую длинную ночь для Олеси и Стаса.  И эта ночь стала для Олеси последней - не только самой длинной, но и самой болезненной. 
     
      Труп девушки Стас положил в холодильник, а затем он ушёл к больницы и разбил все окна этого уважаемого помещения.  Стоял такой грохот, словно отборная дивизия вермахта крушила еврейские кварталы. 
     
      - О, как бы я врезал тебе, Бог, дал бы под самый дых! Ненавидимый справедливый в кавычках, Ты забираешь только тех, кто нужен тебе в услужении. . .  Почему бы Олесечке просто не жить на земле, этой дермовой земле и заниматься со мной любовью, кормить грудью наших детей и курить тринадцатую за день сигарету? Но нет, тебе нужны служанки для твоего гарема, нужны пташки для твоей золотой клетки.