. .  Ненавижу! Стас кричал как резаный.  В дали запищали автомобили, поставленные на сигнализации. 
     
      Стас взял лопату и кирку, ушёл в небольшой сад, припорошённый опавшими листьями, и стал копать могилу для своей возлюбленной, которую он впервые поцеловал пять с небольшим лет назад, в армянском ресторане, под звуки дудука. 
     
      Земля была как асфальт.  Кричали как сумасшедшие птицы, после раздались три выстрела, кто-то закричал, залаяли собаки, шорохи, вой сигнализации. 
     
      - Я любил тебя, моя настоящая девочка, как никто никогда не любил ранее. . .  Эта любовь была моей раной, но я старался приносить тебе лишь радость. . .  Я не создан для высоких чувств, я слишком жесток по отношению ко всему живому. . .  Моим временем должно было стать эпоха Инквизиции, когда бы я старался во имя католицизма принести людям свет. . .  А меня угораздило родиться в твоё время - во время гуманности и атомных апокалипсисов. . .  Это время забрало у меня тебя, и что мне делать, я не знаю. . .  Может, идти в даль как ушёл Вайцман, пропасть как бродячий пёс. . . 
     
      Закопав треп девушки, Стас лёг рядом на землю, раскинул руки и заплакал. 
     
      - Ну, это ты зря, - раздался голос Вайцмана.  Он вышел из тумана, а позади его остановился автобус, полный солдат в противогазах, висящий на плечах. 
     
      Стас встал, встряхнул голову и ошмётки песка и сухой травы посыпались во все стороны. 
     
      - Олеси больше нет, - глухо произнёс Иосифу Семёновичу Стас. 
     
      - Такова судьба, дорогой, - похлопал тот парня по плечу. 
     
      Стас подошёл к автобусу, дверь открылась и вышел офицер, капитан, с сигаретой в руке. 
     
      - Привет, дружище! - бодро произнёс служивый, смерив Стаса придирчивым взглядом.  - Мы тут у тебя немного приберёмся, а то бациллы гуляют, матушке-России спать не дают, - капитан пожал висящую руку Стаса и побежал в морг.  За ним последовали солдаты в костюмах из химзащиты. 
     
      Вайцман и Стас сели на пеноблок, задумались каждый о своём.  Стас решал, куда теперь ему податься и кончиться ли черёд смертей, а Иосиф Семёнович гадал, оставят его главврачом или вытурят по статье за столь хилые руководящие поползновения на стаже здравоохранения. 
     
      - Слушай, пошли пожрём, - предложил Вайцман. 
     
      - Пошли, - поддержал его Стас бесцветным тоном. 
     
      Защли в автобус, сели на задние сидения, открыли консервы с мясом, шпиком и рыбой.  Главврач уплетал за обе щёки.  Стас же давился. 
     
      - Прошёл я 4 километра, встретил парней, садись, говорят.  Сел, говорят, Москву разбомбило вдрызг, а Петербург стоит.  Главнокомандующий сейчас находится в бункере под Рязанью, готовит выступление перед народом.  Америке тоже досталось.  Но террористы получили ощутимые ответные меры. . . 
     
      - Олесе вы очень понравились, - остановил его Стас.  - Она любила людей со своим особым мнением, таких, которые во всём угадывают свои интересы. 
     
      - Как же ты не заболел?
     
      - Не знаю.  Я всё детство рос хилым, хоть и закалялся на море.  Отчим говорил, что таких как я нужно ликвидировать ещё в зародыше.  Мнение маньяка, у которого было пять жён и ноль детей. 
     
      - Ты называл его отцом?
     
      Стас пожевал табак, сплюнул, вышел из автобуса чтобы отлить.  Вышел и Иосиф Семёнович. 
     
      - Не помню, возможно.  Отец родной человечнее был. 
     
      - Тогда тебе будет легче смириться с этой утратой.  Ты сильный человек. 
     
      Фрагмент четырнадцатый
     
      Работы по обеззараживанию морга и больницы велись два с половиной часа.  Капитан объяснил, что некая радикальная группировка атаковала 15 российских и 8 американских городов, сотни тысяч человек погибли в страшных мучениях, но паники нет, всё налаживается, идёт планомерная очистка территорий. 
     
      - И вы здесь не паникуйте, - попросил служивый.  - Первый ли раз России-бабушки страдать? Мы - народ закалённый трагедиями, мы ген защиты свой выработали, нам страшен только ад перед смертью, а самого чёрта не боимся.  А тут ещё американцы с нами вровень страдают - значит, выдюжим, не сломаемся, не порвём жилы. 
     
      Вайцман холодно поёжился, обмотал горло шарфом.