В дверь постучали семь раз.  Глухой, неметаллический звук, как об крышку гроба.  Тук, тук, есть кто дома?
     
     Аннабель надела на голое белое тело просторный халат с таинственной закорючкой в виде буквы "J".  Захватив со столика банку пепси, совсем не юная особа с ленцой направилась к тому, что когда-то, до ремонта, называлось бытовым словом "дверь".  Посудите сами: обкусанный отбойным молотком бетонный окоём дверного проёма, кое-где проглядывающая арматура и т. п.  Это было бы поистине будоражащее зрелище для какого-нибудь ливерпульского или манчестерского эстета-денди, а для не худосочной, выеденной алкоголем и марихуаной, желчной Аннабель, всё это мало отличалось от того, что можно было увидеть за пределами её затхлой квартирки.  И стук вовсе её не волновал, лишь только его дьявольское скрежетание мукой отражалось на её болезненном лице. 
     
     Постучали ещё четыре раза.  Щёлкнув замком и сняв цепочку с неряшливого засова, девушка без всяких мыслей отворила дверь. 
     
     Пустота.  Как в писаниях Джозефа Гленвиля.  Проклятая голова, проклятый день! Ведь был же стук, или у неё с мозгами стало совсем плохо? Не то ещё будет. . . 
     
     Девушка вернулась в постель, по состоянию приглядности которой можно было дать полтора балла по пятибалльной системе оценки чистоты спальных принадлежностей и то из уважения к ней как к женщине.  По серой подушке разметались дней пять немытые тусклые шатеновые волосы средней длины.  От левой тяжёлой серьги в виде ромба дико заболело ухо.  Аннабель чуть пошевелилась, боль куда-то исчезла, зато где-то в грудине или в предсердие что-то сердито кольнуло, словно острие рапиры вторглось в её чувствительные пределы.  О, Боже, что это за жизнь! Ё-моё, блин. 
     
     Минут через семь одну из двух комнатушек берлоги Аннабель огласил полумужской расплывчатый храп.  Хр-р-р, хр-р-р. . .  Сука так утомилась от неутомимого существования, что даже непонятные стуки в входную дверь, шорохи на кухне и в кладовой не смогли вдохнуть в неё нормальную бытовую жизнь. 
     
     Хр-р-р-т. . . Пс-с-с. . . Хр-р-р-т. . . Пс-с-с. . . 
     
     В центр комнаты, где раздавался пятничный храп одной из типичных представительниц английского "потерянного поколения 90-ых", выбежала жирная матёрая крыса, замерла, а потом принялась кружить за своим длиннющим хвостом против часовой стрелки, и с таким зверским азартом, как будто сошла с ума.  Дикая природа в центре обывательского рабочего района одного из шахтёрских городов Великой Британии.  Живая природа среди не живого бетона и не живых людей. 
     
     Аккуратно, плавными красивыми движениями хвостатая посетительница подобралась к кровати Аннабель.  У девушки почти полностью распахнулся зелёный, давно не новый халат, и все прелести ещё привлекательного женского тела стали доступны обозрению для пронзительных, угольного оттенка крысиный глаз.  Незащищённая лысая плоть.  Белая, как крысиная смерть. 
     
     Чтобы разглядеть и обнюхать человека, крыса юрко взобралась ещё ближе, и бессчётное количество запахов буквально оглушили все крысиные любопытные чувства.  Усы пришли в инстинктивное движение, кровь паразитирующего животного молниеносно убыстрилась , каждую клетку пронзили импульсы безумного азарта. 
     
     Аннабель перевернулась на другой бок, обнажились пухлые ягодицы.  Животное, по всей вероятности, мужская особь, пришло в неописуемый восторг: крыса поднесла влажный носик к самым волоскам на низе женского бедра, и в этот момент девушке привиделся глубоко осязаемый сон, где бархатно-нежный тропический ветерок умело ласкал её утомлённое жизненными невзгодами тело.  Настоящее блаженство земного рая. 
     
     Вау, как хорошо, как кайфово.  Ух-х. . .  Полёт, незнающий границ.  Давно её так никто не ублажал.  Да,да,да.  По телу Аннабель пронесла едва заметная тонкая дрожь.  затишье.  Потом она встала с кровати с закрытыми глазами, по-слепому запахнула на все семь пуговиц халат, на ощупь обулась в жёлтые замусоленные тапочки и движениями лунатика пошла ко всё той же безобразной двери, на окончания вынужденного ремонта которой не было ни средств, ни осознанного желания. 
     
     Лёгкий скрип и дверь открыта для всех и каждого.  Два шага за порог, лёгкий весенний сквозняк гулял по обнажённым ногам, дрожь в правой ноге и скинутый тапок, обратные шаги в своё логово, а дверь пусть будет так, ей и так хорошо, к ней пришла новая жизнь, #жизньвопреки, жизнь со вкусом кокоса и папайи, как на самом экзотическом острове. 
     
     На кухне Аннабель включила электроплиту, выключила морозильную камеру, выбросила в приоткрытое окно невзрачную книжку о Дэниеле Юме, в шкаф, где хранились крупы и приправы она отправила второй тапок, Бог весть как оставшийся после сумасбродной ходьбы к двери и обратно.  Что мне надо? Чего я хочу? Сделаю геркулес с холодным молоком.  Выпью чай с бергамотом и листиком мелиссы.  Так, вот кусочек заплесневевшего сыра, хлеб-сухарь, плитка горького шоколада, взятого с чужого столика на привокзальном кафе какого-то поляка, обрывок бульварной газеты, шахматная фигура, цветной карандаш и стирательная резинка, 10 фунтов стерлингов, пачка ежедневок, зажигалка.  Мой Бог, какое громадное количество предметов необходимо каждому человеку, вне зависимости от толщины кошелька и кредитной карты. 
     
     Аннабель не почувствовала вкус молочного геркулеса.  Так, наверняка, туземцы Новой Зеландии вряд ли познают всю глубину фолиантов Плутарха и Плиния Младшего.  Так, наверняка, лошадь не почувствует в себе орлиный полёт. , а муравей - собственную массивность ассамского слона.