Мальчик шел по узкой проселочной дороге, бесталанно насвистывая приевшуюся с самого утра мелодию.  Он держал двумя руками длинную обтесанную ветку, разрезая им перед собой воздух - то был меч, рассекающий плоть врагов: он видел себя могущественным варягом, слава которого начиналось от Зюйда и эхом отражалась на холодных склонах Норда.  Завидев его, девушки покорно склоняли головы, а мужчины, - для которых было честью пожать его твердую руку, - завидовали его мощной фигуре: широкие плечи, с набитыми мускулами руками; прямая спина, с насаженной круглой головой, украшенной невероятно красивым лицом и водопадом свисающих волос.  На деле же это был ребенок, самый обыкновенный тринадцатилетний мальчик, с рыжими короткими волосами, с дурным отталкивающим лицом, покрытым ярким румянцем от жары.  Его тучное тело заполняло с собой сильно поношенную одежду, казалось бы, еще движение, и все разойдется по швам, но под пропотевшей майкой телеса только сотрясались. 
     Замечтавшись, он не заметил, как закончилась просека и началась усыпанная гравием земля.  Вокруг было зеленое поле, с желтым настилом рапса, от запаха коих мальчик скорчил недовольную гримасу и харкнул пенистой слюной на раскаленный щебень.  Перед ним возвышалась железная ограда, за которой выглядывала треснутая крыша постройки.  Он дернул ручку калитки, та на его удивление, жалобно скуля, поддалась, обнажая глазам незваного гостя высоченный дом.  На вшитом красным кирпичом фасаде, зияли две покосившиеся окна и пустой проем без двери.  Наружность угасающего жилища напугало его, он развернулся и поплел обратно, как вдруг что-то запищало.  Звук доносился изнутри, и приближаясь он отчетливо улавливал скребущий шорох по чему-то твердому.  На входе его приветствовал теплый сквозняк с запахом мокрой шерсти и молочного жира. 
     - Ау, - прокричал мальчик, – здесь живет кто-нибудь?
     В ответ раздались несколько аккомпанирующих друг другу писков.  Щеночки, подумал мальчик, и, отчеканив широкий шаг, он разом преодолел высокий порог.  Внутрь не был делен на комнаты, только сплошные стены, продолжавшие хранить в себе прохладу прошлой ночи, и пыль, осевшая на твердой поверхности.  Протяжный дневной свет заглядывал сквозь окно и опускался на небольшую коробку, притуленную у самого угла.  Ближе подойти он побоялся, вытянул свою толстую шею вперед и краем глаза заметил рябую спинку.  На дне грязной коробки, застеленной сухой соломой, копошились пятеро котят.  Они были еще крошечными: скользкими червяками с тонкими лапками и с зажмуренными глазами, на вид им было не больше недели.  Почуяв рядом присутствие, они синхронно завопили то ли от страха, то ли требовали еды. 
     - Раз, два, три, - начал считать мальчик, загибая по пальчику с каждой цифрой, – четыре, пять.  Пять котят! – констатировал он, держа перед собой сжатый кулак как символ конечной суммы. 
     Он взял коробку в руки, слепые котята двигались наугад, карабкались друг на друга и, упершись своими влажными носами о бумажную перегородку, старались взбираться вверх.  Мальчик опрокинул ящик, они посыпались на твердый пол и стали расползаться у его ног по разные стороны в надежде поскорее набрести на знакомый запах вымокшей бумаги и полежалой травы.  Минуту он стоял без движения, смежая свои мутные глаза от одного котенка к другому.  Затем поднял ногу и, придавив грязной подошвой рыжий комок, навалился на него всем своим весом, а весил он почти как базарная баба.  Послышался хруст.  Кровавые линии развернулись под кроссовкой, напоминая нарисованную звезду красной гуашью.  Мальчик отнял ногу, стал наблюдать, как далеко способна зайти багровая черта.  Однако к большому сожалению, она скоро захудала и остановилась. 
     Отметив следующую цель, он стал раскачиваться, делая широкие взмахи руками.  Прыжок – точно в цель.  Внутри него все затряслось, отразившись дребезжанием пухлых щек и свисающего детского живота.  Он почувствовал неприятное ощущение в области пупка, в кишках образовалась нарастающая спазма, и мальчик решил больше так не делать.  Остальных он растоптал без особой фантазии и энтузиазма и, сосчитав на полу пять неуклюжих красных клякс, вышел вон. 
     На выходе его ждала слава: ликующая толпа благодарных жителей деревни, которых он только что спас от чудищ подземного мира.  Люди выстроились в ряд, образовав живой коридор: дамочки закидывали героя воздушными поцелуями и надушенными платками, а мужчины запруживали воздух громогласными выкриками признательности.  Грозный северянин потрепал светлые волосы голубоглазого мальчика и, оседлав своего пегого, поскакал вперед к новым вызовам. 
     Улица тонула в сумерках, когда мальчик вернулся домой.  Он переступил через поваленный забор и, задержав дыхание, прошел мимо сортира.  Внутри было темно, из соседней комнаты доносился лязг бутылок и матерящийся мужской голос.  Мальчик грустно вздохнул, ему захотелось поскорее спрятаться в своей комнате, где бы он продолжил воображать.  Намазав черствый хлеб обильным слоем сливочного масла и посыпав сверху сахаром, он поспешил к себе.  Щелк.  Свет обнажил удручающую обстановку комнаты: на полу, окруженный разбросанной одеждой и школьными принадлежностями, лежал рваный матрас, провонявший мочой и потом.  Он плюхнулся всем телом, стараясь не выронить бутерброд, и начал есть.  Ел он быстро - не дожевывая.  Заглатывал целые куски, иногда подгоняя кулаком по груди, после, облизнув жирные пальцы, мальчик заснул.  Спал он крепко, как спят все дети, как трудоголики в пятничную ночь, спал он, как отморозок.  Содеянное им преступление, его никак не смущало, оно моментом прокатилось в памяти и провалилось в темнейшую яму, где уже тлели зачатки детского милосердия и чистоты. 
      Все замерло.  Мощные деревья понуро сопели под ночным сводом, прислушиваясь к поздней беседе летнего ветра с молодой листвой.  Из деревни доносился скудельный лай, старый пес, не получив отклика от сородичей, заскулив, спрятался обратно в конуру, высунув наружу черную морду.  Ночь замкнулась тишиной и мраком.  Одинокая черная кошка вяло прядала по травянистой гуще, она махом вонзила когти в треснутую кору дуба и начала взбираться до самого верха.  Удерживая своим пушистым хвостиком равновесие, она цеплялась за тончайшие ветки, продолжая свой путь.  Оказавшись на самом пике кроны, кошка вытянулась в полной рост, упершись передними лапками на ответвление.  Две светящиеся сапфировые глазки уставились на бледный лунный диск.  Стояло молчание, но между давними подружками шла беседа взглядами: одна хотела крови и мести, другая – старалась удержать мир в старом порядке.  Природа в оцепенении вслушивалась: старый пес вылез обратно и поднял плешивое правое ухо, ветер кружился на месте, стараясь не выдавать своего присутствия, листья-шептуньи вяло болтались вниз головой, изредка поглядывая на друг на дружку.  Она ощерила свои острые клыки и угрожающе зашипела на луну.  Трусливые звезды погасли, оставив свою мать желтой прорехой на черной простыне.  Луна согласилась – кошка может убить мальчика.  Довольная, усатая морда соскочила на землю и, потершись о шелушащуюся кору, удалилась, чтобы пролить человеческую кровь. 
     Они сидели на кухне, голос мужчины был ему незнаком, скорее всего у матери появился новый кавалер.  Мальчик поспешил мимо, но подозрительный взгляд, застывший позади него, вынудил обернуться и поздороваться. 
     - Эй, малец, поди-ка сюда, – сказал мужчина, проводя рукой по мохнатой груди. 
     Мать выпростала из-под стола табуретку и поставила напротив своего нового ухажера. 
     - Садись и познакомься с Мишей, – потребовала она, и принялась наливать в чайник воду из-под крана.