Он был разбит, был сокрушен и унижен, а самое главное – он ясно видел ту зловещую линию, перечеркнувшей все вчерашнее и служившей ознаменованием новой тошнотворной реальности.  Настоящее грубой силой вторглось в детское воображение, придав сказочным формам серые очертания действительности.  Прекрасные средневековые дамы, с внешностью голливудских актрис, оказались обычными тетками, такие же ворчливыми и полными.  Но самой болезненной метаморфозой, был он сам: мальчик оказался не храбрым северянином, сменяющим победные приключения один за одним, о нет, он оказался обычным человеком, с присущими ему слабостями, болезненностью, запахами переваренной пищи и вздутыми болячками. 
     Миша застал ее спящей, он был еще возбужден, ему хотелось удовлетвориться теплотой женской глубины, и как можно скорее.  Она разлеглась на всю кровать в верхней одежде и в грязных резиновых шлепках.  Разгоряченный, он забрался на нее сверху, она оказалось на редкость мягкой, скорее даже ватной и холодной.  Его руки ползали по липкой коже, он целовал и покусывал складчатую шею, пока не просунул язык в ее рот. 
     -Тьфу, - Миша начал быстро плеваться в сторону, соскребая руками мокрую шерсть с языка. 
     Под ним лежала мертвая женщина, с широко раскрытым ртом, из которого торчала туго набитая черная шерсть.  Он в тревоге елозил на ней и понял – она вся набита шерстью.  В страхе Миша отпрянул на пол и попытался добежать до двери, но перед ним нарисовалась милая мордашка, с длинными-длинными свисающими белыми усиками. 
     - Брысь, тварь, – крикнул он кошке, сделав ложный замах ногой. 
     Она даже не шелохнулась, только спокойно присела, широко раскрыв свои глазки, горящими голубым отсветом.  Зрелище было столь завораживающим, что Мише пришлось усесться на край кровати, да бы спокойно насладиться мистическим перфомансом. 
     - Мррр… - она закрыла глаза, раздалось наполняющее пространство мурлыканье. 
     Он почувствовал озноб в кишках, словно там копошилось ледяное существо маленького размера.  Пошли колики, его начала трясти и стошнило кровью.  Она лилась каскадом, красная, зловонная, пачкающая дырявый ковер.  Под строгим и спокойным надзором кошки, Миша отдавал дьяволу душу. 
     Мальчик сидел в углу, обхватив руками побитые колени, левая бровь набухла, скрыв под собой глаз.  Перед ним на пустом месте, голограммой возникали очертания покойного отца, вот, если присмотреться, увидишь густую бороду, аккурат зачесанную вниз; большой острый нос, с живыми ноздрями, из которых торчат пару тонких волосинок; краснощекое волоокое лицо, оно было таким настоящим, что мальчику захотелось обнять его, он вытянул руки вперед и упал лицом. 
     - Мрр… – кошка вошла в комнату. 
     Мальчику отступил обратно за матрас, его руки набрели на тот самый подаренный нож.  Он выхватил и крепко замахнулся на кошку, та лишь зашипела.  Любопытная луна, притаившись за пушистыми кронами деревьев, молча выглядывала в комнату.  Она видела, как кошка медленно наступала на противника, иногда останавливаясь, когда мальчик яростно колебал воздух ножиком. 
     Когда она абордировала его, он на мгновение задумался: стоит ли бороться за уничижительное существование? Все перенесенное им за сегодняшний день – начало чего-то более сурового долгосрочного испытания. 
     - Прости, пожалуйста, мне так жаль, что я убил твоих котят, – сказал мальчик, швырнув нож в окно. 
     Ребенок уперся спиной к стенке и, закрыв лицо руками, начал плакать.  Ему было страшно, одному богу было известно, каким извращенным способом она прикончит его.  Она стала лапками на его живот и, заурчав, начала перебирать ими, бережно покалывая его когтями.  Зудящая боль от хлестких кожаных ударов сходила на нет, гладкая шерсть потерлась о его подбородок, и он опустил руки.  Кошка слизывала соленые детские слезы, заскорузлый язык дотронулся до гематомы, - шишка сдулась, оставив после себя лишь небольшой румянец. 
      Руки сошлись на холке, и лицо мальчика утонуло в шелковистой, пахнущей сушеной травой, шубе.  Мама-кошка продолжала урчать, высасывая из него все накопившиеся слезы, всю ненависть, отложившейся твердой массой на малолетней душе, бывалая боль испариной улетучивалась в эту бездонную шерсть.  Впервые за долгое время, он перестал бояться любви и всецело вверил себя на ее поруки. 
     Через неделю полиция обнаружила два разлагающихся трупа.  Понять, каким образом преступнику удалось провернуть настолько извращенное убийство, не помогли даже столичные эксперты, и спустя пару лет, дело так и осталось не раскрытым.  А что мальчик? В последний раз его видели в ту самую ночь, со слов очевидцев, он медленно прогуливался с черной кошкой, увлеченно рассказывая ей сказку о воине-северянине. 
     
     конец
     .