— Там, — задыхаясь прокричал рыжеволосый Павлик, — озеро дымится! Правда-правда! От него дым поднимается! Зеленый. 
     Что тут началось! Суета и паника, крики и слезы — все смешалось в хаотическом безумии.  Люди с горящими помешательством глазами кричали об озере, о каре и смерти, а я, не понимая ровным счетом ничего, попятилась в сторону дома, только бы спрятаться от беснующейся толпы. 
     В дверях я столкнулась с Максимкой. 
     — Что происходит?
     — Озеро высыхает, — коротко ответил он и, наспех коснувшись губами моей щеки, выскочил на улицу.  Даже шляпу не захватил. 
     Из окна я видела, как все мужчины деревни ринулись в сторону озера наперевес с огромными полотнами и целлофановыми пленками — кто что нашел в доме.  На мои расспросы никто не отвечал, только пропитанная суеверным ужасом фраза «озеро высыхает» летела со всех сторон. 
     Мужчины вернулись, когда жуткое солнце провалилось за горизонт. 
     — Максим, расскажи мне, что происходит, — взмолилась я, когда он по обыкновению скользнул в мою комнату под прикрытием темноты.  Ни ласк, ни поцелуев мне не хотелось, только бы понять, из-за чего тихая деревушка превратилась в подожженный муравейник. 
     Моя просьба огорчила Максимку, его напряжение я ощущала даже на расстоянии, но было оно любовным томлением или же неясная мне опасность сверлила его душу?
     — Видишь ли, — нехотя начал он, присев на край кровати и положив мою голову к себе на колени.  — Наше озеро не просто большая лужа.  Со времен основания деревни не прошло ни одного дождя, солнце никогда не выходило из-за туч, но мы жили, поспевал урожай и скоту всегда хватало травы.  И никто никогда не уезжал отсюда, хотя совсем недалеко находится огромный город, куда мы порой выбираемся за материалами и посудой.  Этот город манил многих, однако прожив месяц вдали от родного места, все возвращались.  А виной тому — озеро.  Оно — дверь в самый центр мира, туда, где в окружении камня и света спит вода.  Основатели деревни, среди которых был мой прадед, бродили по этим местам в поисках убежища от большевиков.  И блуждая в зарослях берез, они наткнулись на озеро.  Сначала их испугала мутность воды и необычная сумеречность окружавшей долины, но нашелся один смельчак — Петр Бородин, нырнувший в темную гладь, дабы освежиться.  Когда же он вернулся, глаза его горели нечеловеческим огнем.  Он рассказал, что доплыв до центра озера увидел тоннель, который утянул его в самый центр мира.  Под ним был ослепительный свет, а над водой — твердая, как камень, земля.  А еще он увидел существо, которое так и не сумел описать. 
     Изгнанники разбили лагерь неподалеку от озера и перестали обращать внимание на настойчивые уверения Петра, что ни одна душа не должна увидеть это озеро и повторить его ошибку.  На следующее утро, когда все проснулись Петр был мертв. 
     Дед часто пересказывал мне эту легенду об основании и всегда брал с меня слово, что никогда я не позволю кому-нибудь войти в воду озера.  Причиной смерти Петра стала ужасная болезнь, изменившая его настолько, что никто не осмелился описать.  С тех пор мы и живем здесь, отгоняя от озера изредка забредающих в наш край туристов. 
     Максимка закончил и, словно поставив точку, чмокнул меня в лоб. 
     — Ты хочешь сказать, что веришь в это? — спросила я после недолгого молчания. 
     — Конечно, — казалось, он обиделся, но виду не подал.  — Я вырос с этой историей, да и не столь велика давность, чтобы быль стала легендой. 
     Расспрашивать дальше не хотелось, его рука перестала ласково гладить меня по волосам и в порывистом сопении проглядывало уязвленное самолюбие.  Я решила выбросить из головы нелепое верование жителей деревни — они ведь не смеются над моим Богом. 
     
     Несколько дней пролетели словно один большой пожар.  На улицу невозможно было нос высунуть — такое стояло пекло.  В поход за водой мужчин снаряжали как в лес на дикого зверя — плотная фуфайка, чтобы не опалить тело, сапоги на высокой подошве и высокий тюрбан из мокрых полотенец на голову.  По их возвращении от полотенец все еще поднимался пар, настолько силен был жар, превративший улицу в огромную печь.  Днями и ночами Ксения молилась.  Я боялась заходить к ней в комнату, чтобы не потревожить, и поэтому вынуждена была сидеть за вышиванием.  Не знаю, умела ли я вышивать раньше, но сейчас это занятие стало неотъемлемой частью дня.  Вскоре на столе в моей комнате появилась скатерть с причудливым узором по краям, а комод и подоконник накрыли цветастые салфетки.  Вереница этих дней стала для меня истинным кошмаром поисков прошлого.  Я отчаянно пыталась вспомнить хоть что-то, но мой разум не справлялся.  И я отчаялась окончательно обрести себя прежнюю.  Теперь для меня существовала только маленькая странная деревушка, Максимка и палящее солнце. 
     
     Тот день, что стал первым в кошмарном водовороте и предпоследним в моей тихой жизни, начался радостным облегчением.  Проснулась я от холода, что укрыл мое тело подобно одеялу.  От ледяного прикосновения ветра, влетавшего в открытую форточку, мне почудилось, будто я лежу, укутанная снежным коконом.  Из-за двери до моего слуха долетали веселые голоса Ксении и Владимира, они обсуждали вернувшиеся к нашей деревне тучи, закрывшие беспощадное солнце.  Теперь можно распеленать деревья и огороды, вновь сидеть вечерами на лавочке под раскидистой яблоней и не бояться ожогов. 
     Мое появление на кухне встретили с веселыми восклицаниями и горячим согревающим чаем из трав.  За будничными разговорами прошел завтрак и Владимир, по обыкновению сцепив замком пальцы, принялся распределять задания на день. 
     — Ксюша, откройте с Машей огород, пусть он свежим воздухом подышит, а мы с Максимкой сходим на озеро, посмотрим как там дела. 
     Необъяснимое тревожное чувство овладело мной при упоминании озера.  Я умоляюще посмотрела на Максима, но он лишь улыбнулся, растянув губы в узкую линию, как делал всегда в добром расположении духа. 
     — Может, не нужно сегодня на озеро? – робко попросила я. 
     Владимир покачал головой. 
     — Надо посмотреть, уберегли ли мы его настилами. 
     Возразить я не решилась.  Ему, коренному жителю, виднее. 
     День прошел в заботах об урожае.  Из-за невысоких, чисто символических оград виднелись лишь женские спины — все мужское население ушло к озеру, только пройдоха-Димка остался помогать своей немощной матери. 
     Мужчины вернулись к ужину, уставшие и обеспокоенные.  Причиной тому было озеро, оно высохло наполовину. 
     Я не разделяла всеобщей тревоги и нетерпеливо ждала темноты, соскучившись по нежности.  Но стоило мраку утопить тени, как грянул гром.  Небо загорелось фиолетовым всполохом и огромные щупальца молний впились в землю.