Я скованный жизнью мертвец,
     Обремененный душою футляр. 
     Я художник, поэт и подлец,
     Я слепой полуночный кошмар. 
     Когда ты кровью писал на стене
     Завещание мертвым богам,
     Я лежал на илистом дне
     И молился пустым берегам. 
     Я не знал тебя, и знать не хотел,
     Но ты в душе моей жил и творил. 
     Я не верил в тебя и жалел,
     Что тебя я тогда не убил. 
     Твое имя теперь пустота…
     Здесь я это ты, а ты это я. 
     
     Послание Черному Ангелу моей любви. 
     
     I
     
     В тот день я очнулся глубоко в лесу, в окружении множества высоких древних сосен.  Сквозь их хвою пробивались острые, будто длинные позолоченные клинки, лучи полуденного солнца.  Я лежал на жесткой колючей траве на дне неглубокой канавы.  Мне было больно смотреть на свет, по этому я старался не открывать лишний раз глаза и очень долго, не поднимаясь на ноги, на ощупь изучал ближайшее, на сколько дотягивались руки пространство.  Вокруг меня была только сухая жесткая трава да несколько обломанных ветвей.  Я ни чего не помнил, в голове всплывало лишь только одно воспоминание: поздним вечером по пути из этого самого леса на меня напала стая неестественно больших летучих мышей.  Я долго бежал от них.  Мною владел панический страх.  В один момент я запнулся и упал… и все.  Как ни старался, я не мог вспомнить больше ничего.  Зачем я ходил в лес? Куда я направлялся в тот вечер? Вопросов было очень много, ведь я даже не помнил, кто я такой и как меня зовут.  На уме крутилось одно единственное имя – Лерой.  Но оно никогда не было моим, и я это отчетливо понимал.  «Как же так, - думал я, - если бы это было мое имя, то я сразу вспомнил бы еще хоть что-то?».  Но ни каких ассоциаций не возникало. 
     Наконец я решил подняться.  С трудом приоткрыл глаза, встал, отряхнулся.  Все тело ломило от боли.  Казалось, словно тысячи маленьких молоточков непрерывно ударяли по моим суставам, а по венам и артериям, вместо крови, текло расплавленное железо. 
     Нужно было идти.  Но куда? В какую сторону? Я пошарил в карманах: полупустая пачка сигарет, две смятые купюры по десять рублей, связка из трех ржавых ключей и короб спичек.  Мои руки тряслись.  Я закурил. 
     Что-то во мне изменилось.  Все, вроде было тем же, но, все-таки, каким-то другим.  Меня окружали всевозможные звуки; щебетание птиц, стук дятла, шорохи листьев.  Все слышалось необычайно четко.  Пока я стоял и курил, ко мне пришло осознание того, что я стал чувствовать мир совсем по-другому, не так как это должно быть у обычного человека.  Я воспринимал ушами буквально все, вплоть до журчания реки километрах в двух от меня.  Я мог разделять миллионы звуков, и слышать каждый отдельно от другого.  Сначала я удивлялся своим возможностям, и с интересом прислушивался к тому, что было вокруг меня, но потом мне стало страшно. 
     Я немного прошелся, отгоняя от себя пугающие мысли.  Боль в теле стремительно отступала, хотя глаза все равно полностью не раскрывались.  Каждый раз как я поднимал веки, солнечный свет сразу же пронзал меня с неистовой силой, будто в мои зрачки втыкались тонкие острые иглы, доставая до самого мозга. 
     Нужно было что-то делать, не мог же я вечность провести в этом лесу, в ожидании того, что кто-то придет и спасет меня.  Я еще раз напряг свой слух и без труда определил, в какой стороне от меня течет река.  Так же я отчетливо чувствовал резкий запах холодной чистой пресной воды.  И я пошел, подчиняясь своему обонянию и слуху. 
     Шел я с закрытыми глазами, но при этом двигался уверенно и быстро, будто знал этот бор наизусть.  Через километр пути я уже отчетливо чувствовал запахи животных возле берега реки.  Одна взрослая медведица и трое маленьких медвежат.  Запах пойманной медведицей рыбы.  Я слышал, как медвежата бегали по траве, боролись друг с другом, забирались на невысокие молодые сосны, сдирая с них верхний слой сухой коры, как они падали на землю, то приглушенно рыча, то испуганно взвизгивая. 
     Я шел очень быстро, срываясь в некоторые моменты на бег.  Какой-то непонятный непреодолимый инстинкт двигал мной.  Еще через пять сотен метров я уже ощущал дыхание медведицы и запах ее слюны, слышал биение ее сердца.  Я перестал себя контролировать.  Самым ярким запахом для меня стал запах крови животного.  Он был настолько сильным, что полностью поглощал мой разум, заглушая все другие запахи.  Он манил меня. 
     Мое тело было легким, почти невесомым.  Но, при этом, чувствовалась безграничная сила и энергия.  Подбежав к берегу, я оторвался от земли и одним прыжком настиг медведицу.  Я вцепился своими удлинившимися клыками в ее шею, она почти не сопротивлялась.  Вкус ее крови опьянял меня…
     Я не чувствовал ничего кроме наслаждения; ни усталости, ни боли, ни угрызений совести.  Как только сердце животного остановилось, я перестал пить и повалился на холодную сырую землю.  Глаза мои так и оставались закрытыми, но я чувствовал страх и отчаяние трех маленьких медвежат, пытающихся растолкать свою мертвую мать.  Я поддался новому непреодолимому желанию – я уснул. 
     
     II
     
     Проснувшись поздно вечером, я широко раскрыл глаза - в темноте моему зрению ничто уже не вредило.  Возле меня, источая отвратительный запах разложения, лежала та самая медведица.  Во рту еще оставалось приятное послевкусие от ее крови.  Я не ощущал почти ни какого присутствия на огромное расстояние вдоль реки, лишь только глухое уханье совы где-то глубоко в лесу. 
     Я неторопливо поплелся вдоль течения, размышляя над тем, что произошло.