Психическое состояние Скотта настолько ухудшилось, что однажды ночью он, не выдержав, стал кричать и браниться, приказывая своим галлюцинациям сгинуть и оставить его в покое.  Джон удивился, когда его требование было исполнено воображением, и в камере наступила гробовая тишина.  Его крик, однако, привлек внимание охранника. 
     ­- Чего раскричался, кретин?
     ­- Хочу – кричу, хочу – молчу, тебе-то что?
     ­- В карцер захотелось? – играясь с дубинкой, надменно ухмыльнулся охранник. 
     Воспоминание об этом жутком месте заставило слабонервного Скотта встрепенуться.  Он понимал, что там галлюцинации замучают его еще больше, поэтому постарался как можно вежливей ответить. 
     ­- Я не хотел, просто чье-то вытье не дает мне спокойно поспать. 
     ­- А-а, так бы сразу и сказал.  Эй, уродец, заткни глотку, не то засажу в карцер, – обратился охранник к заключенному соседней камеры. 
     ­- Так это поет мой сосед?
     ­- А ты думал призрак? – издевательски усмехнулся надсмотрщик. 
     Стоило ему отдалиться, как Скотт обратился к соседу. 
     ­- Эй, приятель, ты меня слышишь? – он прислушался, но ему ответила тишина.  – Я же знаю, что ты слышишь.  Ответь мне. … Ну что молчишь? Оглох, что ли? – Скотт подождал несколько минут в волнительном ожидании, но незнакомец не откликнулся. 
     Джон вернулся в свою постель и долго не мог уснуть, все ждал в надежде услышать голос соседа, но тот молчал.  Несколько дней Скотт не слышал больше его песен и бурчания.  Он даже подумал, что охранник исполнил свою угрозу и засадил его соседа в карцер.  Волнение настолько охватило Джона, что он решился спросить у охранника о судьбе заключенного из соседней камеры. 
     ­- Он сидит у себя. 
     ­- Тогда почему же он не отвечает?
     ­- Наверное, не хочет говорить. 
     "Я обидел его", – понял Скотт настойчивое молчание соседа и решил извиниться, чтобы обрести в его лице собеседника. 
     Джон очень нуждался в общении и не мог из-за гордыни упустить свой шанс.  Как только наступила ночь и в камерах отключили свет, Скотт тихо обратился к соседу. 
     ­- Приятель, ты не спишь? – ему никто не ответил.  – Я не хотел так грубо обойтись с тобой.  Не знаю, что на меня нашло… Признаться, я даже не подозревал, что эти звуки издает живое существо.  Мне казалось, что это злая шутка моего воображения.  Прости, что я накричал на тебя.  Я не стану больше вызывать охрану, только заговори со мной.  Молчишь? Значит, не прощаешь? – Скотт долго прислушивался, надеясь получить ответ.  Но сосед так и не вымолвил ни словечка.  Джон пытался заговорить с ним и в последующие ночи, но тот упрямо молчал.  Скотт знал, что сосед все слышит, и не мог понять, отчего он игнорирует его.  Ему казалось, что каждый человек, оказавшись в заточении, ищет общения.  Он не понимал, почему тот узник высоко ценил свое одиночество.  – Ну почему ты так суров? Разве тебе не совестно мучить отчаявшегося человека? Может, тебе доставляет удовольствие слышать мои мольбы? Ответь – в последний раз прошу! – Джон помолчал немного, потом рассердился и прилег на койку.  Он укутался получше, и только смежил веки, как вдруг услышал голос, что-то тихо напевающий.  Скотт приподнялся и приложил ухо к стене.  Замер и затаил дыхание, чтобы услышать песню соседа:
     
     Открою ли окна,
     вгляжусь в очертанья –
     и лезвие бриза
     скользнет по гортани. 
     
     С его гильотины
     покатятся разом
     слепые надежды
     обрубком безглазым. 
     
     И миг остановится,
     горький, как цедра,
     над креповой кистью
     расцветшего ветра. 
     
     Певун замолчал и Скотт решил, что сможет заговорить с ним. 
     ­- Ты отлично поешь! Я никогда не слышал прежде этой песни.  Это ты сочинил?
     ­- Федерико. 
     ­- Тебя так зовут?
     ­- "Ноктюрны из окна".  Сочинение Федерико Гарсиа Лорки. 
     Скотт не слышал этого имени, но он был рад, что сосед заговорил с ним. 
     - Как тебя зовут?
     ­- Ветер. 
     ­- Я спросил имя, а не прозвище.  Меня зовут Джон Паул Скотт.  А тебя?
     ­- Ветер. 
     ­- Ты издеваешься?
     ­- Нет. 
     ­- У тебя нет имени?
     ­- В этих стенах больше ни у кого нет ни имени, ни будущего. 
     Джон вздрогнул и даже отпрянул от стены.  Эти слова показались ему зловещим прорицанием рока. 
     ­- Как долго ты здесь в заключении?
     ­- Сколько себя помню. 
     ­- Не понял?
     ­- С рождения самого здесь я живу. 
      И домом родным эти стены зову. 
     "Псих какой-то", – подумал Скотт и вернулся в постель. 
     Сосед его до глубокой ночи что-то напевал, разговаривал сам с собой и даже смеялся.  Джон столько дней пытался заговорить с ним и сейчас пожалел об этом.  Он надеялся найти в лице соседа приятного собеседника, но, обнаружив его безумие, стал опасаться его.  Такое знакомство могло стоить ему душевного равновесия, которое в последнее время и так было хрупким. 
     Скотт неимоверно обрадовался, когда на следующий день за примерное поведение его определили работать на кухню.  Там он нашел своего друга Дарела Паркера.  Общение с товарищем вернуло ему прежнее расположение духа.  Хотя Джона определили на хорошую, ответственную работу, его все равно оставили в той же самой камере в блоке "D".  Он просил перевести его из этого блока или хотя бы разместить в другой камере, которая будет вдалеке от ночного певуна.  На его просьбы начальник охраны только рассмеялся.