Щека была настолько приподнята к уху, что рот не закрывался, нос исказился и напоминал бесформенный комок кожи, жилки и вены на этой стороне шеи были припухшими и темно-синими.  Заключенный тяжело дышал и болезненно хрипел при каждом вздохе. 
     Увиденное глубоко поразило Скотта.  Он совсем иначе представлял себе своего соседа.  Даже самое смелое воображение было ничто в сравнении с тем, что предстало перед ним.  Руки у него задрожали, и он выронил поднос на стол.  Расстояние было небольшим, и ничто не разлилось, но шум привлек внимание узника.  Приложив усилие, он повернул голову, и Джон содрогнулся от его взгляда.  Это был взгляд человека с измученной, но молодой душой.  Скотт знал, что ему было чуть больше тридцати, но выглядел он очень старым.  Чувство глубокого сожаления сдавило сознание Джона, и он даже прослезился.  Его реакция рассмешила Гильберта и огорчила узника – он понял, кто стоит перед ним – это был его добрый гений. 
     Скотт пулей вылетел оттуда, и его поступок болью отразился в сердце заключенного.  Он не хотел, чтобы Джон видел его увечий, не хотел, чтобы он возненавидел его за это.  Но случившееся невозможно было исправить. 
     Джон побежал на кухню, там его поджидал Дарел Паркер.  На вопрос о третьем участнике побега Скотт умолчал. 
     До конца работы оставалось несколько часов.  В сумерках легче всего было убежать.  Заключенные, не теряя времени, согнули бруски на окнах кухни, и, выбравшись наружу, побежали по скалистому склону к самому берегу.  Температура воды в заливе в середине декабря была чрезвычайно низкой, а течение настолько сильное, что даже превосходному пловцу не удалось бы преодолеть двухкилометровое расстояние до Сан-Франциско.  Однако беглецы верили, что жгучее желание свободы придаст им силы.  Стоило им отдалиться от острова на какие-то сто метров, как Дарел стал отставать.  Товарищ прилагал неимоверные усилия, чтобы тащить его за собой. 
     ­- Оставь меня тут… – сказал Паркер спутнику, когда они достигли небольшой группы рифов, именуемых "Малым Алькатрасом".  – Если я еще раз полезу в воду – я больше не жилец.  Плыви один, спасайся сам.  Я тебя не выдам…
     Скотт не хотел оставлять друга одного, но, не видя другого выхода, продолжил путь…
     На Алькатрасе поднялся страшный переполох, когда обнаружили побег.  Завопи-ли сирены, включили прожекторы, стали прочесывать остров и отсвечивать водное пространство. 
     ­- Я уверен, что в этом побеге есть рука тронутого уродца. 
     ­- С чего ты так решил, Гильберт?
     ­- Всего несколько часов назад Скотт отнес ему ужин. 
     ­- Это еще не значит, что тот причастен к его побегу, – возразил Томми. 
     ­- И все равно я загляну к нему. 
     ­- Нет, Гильберт, не иди к нему.  Оставь его в покое.  Гильберт! Гильберт!
     Несмотря на заверения товарища, Гильберт все же отправился в эту камеру. 
     ­- К стенке! – крикнул он, и заключенный, не понимая в чем дело, подчинился. 
     Офицер ворвался в камеру и стал орать и браниться. 
     ­- Я знаю, это ты помог им сбежать! – приблизившись к стоящему на коленях узнику, сказал охранник.  – Куда они сбежали? Говори, ублюдок, не то размозжу тебе мозги, – пригрозил он дубинкой. 
     ­- Я не знаю…
     ­- Неправильный ответ, – ударил офицер узника в живот.  – Спрашиваю еще раз: куда они направились? Отрицательный ответ я не приму.  Молчишь? Я знаю, как развязать твой поганый язык, – злорадно оскалился он и подошел к столу, на котором был томик избранных произведений Лорки.  Взяв книжку, он посмотрел на узника.  Страх отразился на его изуродованном молнией лице. 
     ­- Не трогай книгу.  Я не ведаю, куда они держали путь. 
     ­- Неверный ответ, – сказал Гильберт, вырвав страницу и отбросив ее на пол. 
     ­- Нет, не вырывай листы, я ничего не знаю. 
     ­- Чем дольше ты притворяешься, тем тоньше твоя книжечка. 
     Охранник вырывал страничку за страничкой, и сердце заключенного бунтовало от негодования. 
     ­- Я не знаю! Не знаю! Не знаю! – вопил он, но офицер сомневался в его искренности.  – Молю, не тронь мою книгу…
     ­- Молишь? – с издевкой бросил тот.  – Выложи планы Скотта и Паркера, и я верну тебе это, – захлопнув книгу, потряс он ею в руке.  – В противном случае не видать тебе больше никаких книг из библиотеки. 
     ­- Хорошо, хорошо, я скажу тебе, где они…
     Зек что-то пробормотал, и Гильберт, не расслышав его, подошел поближе.  Это было его ошибкой.  Узник стянул перчатку с руки и молниеносно ухватился за кисть охранника.  Тот встрепенулся, хотел отдалиться, но Человек-шок держал его мертвой хваткой.  Гильберт завопил и затрясся от болевых ощущений, приносимых сильным электрическим разрядом.  Заключенный радовался его мукам и злобно повторял: "Умри! Умри! Умри!".  Он был не в себе, зверь, которого он схоронил в своей душе, вновь воскрес.  В нем снова пробудилась жажда убивать. 
     На крик Гильберта прибежали охранники, они поразились увиденному.  Офицер лежал на полу и дергался в смертных конвульсиях, а рядом, прикованный к стене, сидел узник с книжкой в руке и оплакивал каждую потерянную страничку. 
     Дарела Паркера нашли на следующее утро на рифах "Малого Алькатраса".  А Джона Скотта обнаружили на скалистом берегу у моста Голден Гейт подростки.  Он доплыл до самого форта Пойнт, и ему не хватило совсем немного, чтобы попасть в Сан-Франциско.  Подростки сообщили в полицию о найденном теле неизвестного мужчины.  Полицейские обнаружили, что человек этот получил множество ушибов и окоченел, но все еще был жив.