В конце концов, найденный свиток начал внушать мне такое отвращение пополам с ужасом, что я хотел уже бросить его в камин и вымыть руки, как после общения с прокажённым, но вдруг обнаружил нечто, возбудившее моё любопытство с новой силой.  Среди жутковатых рисунков была схема, беглого взгляда на которую хватило, дабы понять, что это – карта подземелий, как самого замка, так и его окрестностей – пещер и штолен.  Я отметил, что комендант был прав, когда говорил, что местность вокруг замка напоминает хитроумный лабиринт, в котором природные пещеры искусно соединяются с прорытыми штольнями и потайными подземными ходами замка. 
     Ночью я спал беспокойно: мне всё время чудилось какое-то металлическое постукивание под полом, как если бы кто-то водил по камням кончиком ножа. 
     Утром я отнёс зловещую рукопись коменданту.  Тот был молчалив и задумчив, как человек, одолеваемый тяжкими думами, но, едва взглянув на непонятные записи, воскликнул:
     - Будь я проклят! Черт возьми, Брико, да знаете ли вы, что это?! Это же записки того самого колдуна, про которого я вам рассказывал! Значит, вы нашли их в той же штольне, что и моего маленького Мико?
     - Так точно, господин полковник! – ответил я. 
     Комендант содрогнулся. 
     - В груди холодеет, как представишь, чего мог насмотреться в этих крысиных норах мой бедный мальчик! – промолвил он.  – Неудивительно, что со вчерашнего дня он не произнёс ни слова.  Доктор Вайн говорит, есть опасность, что мой сын навсегда останется немым.  Говорит, осталось одно только средство – магнетизм.  Доктор хочет прибегнуть к нему сегодня.  Что вы об этом думаете, Брико?
     Я пожал плечами. 
     - Никогда не встречался с магнетизёрами.  Но, говорят, они могут творить чудеса. 
     - Да, да, - рассеянно пробормотал комендант.  – А рукопись я отдам лейтенанту Мораю.  Он специалист по разным шифрам, а кроме того горит рвением вам помочь. 
      После этого я покинул кабинет коменданта и приступил к своим обязанностям.  Мы продолжали обследование первого этажа тюрьмы, и я уже подумывал об обеде, когда на глаза мне попался вечно куда-то спешащий доктор Вайн.  Я вспомнил слова коменданта о сеансе магнетизма и решил деликатно расспросить доктора о здоровье маленького Микеля. 
     - Доброе утро, господин доктор! – сказал я. 
     - О! Воистину доброе, господин капитан! – воскликнул доктор.  Это был маленький, остроносый старичок, немного суетливый, но очень аккуратный во всем, от начищенной обуви до завитого парика, всегда жизнерадостный (в отличие от большинства здешних обитателей) и, несомненно, изрядно сведущий в вопросах медицины. 
     - Да, - сказал я.  – Погода замечательная: солнце, лёгкий морозец…
     - И не только! Не только, господин капитан! Знаете ли вы, что мой магнетический метод помог бедному мальчику?! Он снова заговорил! Более того, я надеюсь, что он начисто забыл о том, что с ним приключилось!
     - Скажите, вам удалось узнать, что же послужило причиной столь сильного испуга? – заволновался я. 
     Улыбка исчезла с лица доктора. 
     - Вы знаете, он говорил странные вещи! – сказал доктор Вайн, понизив голос до шепота.  – Он говорил, что там, в недрах горы, он видел женщину…
     - Женщину? – переспросил я.  – Какую?
     - Обнажённую! Сказал, что она появилась из темноты и ползла прямо по отвесной стене!
     - Бред какой-то! – сказал я.  – Должно быть, мальчонки от страха помутился рассудком. 
     - Я тоже так подумал, господин капитан, - сказал доктор.  – Иногда люди, будучи замагнетизированы, выдают свои фантазии за действительность, тем более в таком месте, как заброшенная штольня… Тут и взрослому привидится черт знает что, а уж ребенку-то и подавно, но… Скажите, это ведь вы нашли рукопись беглого чернокнижника? Так вот, по словам мальчика, именно эта женщина вручила ему этот свиток, и именно она вывела его к выходу из штольни.  Можно ли списать подобное на разгулявшееся воображение? Не знаете? Вот и я не знаю. 
     Доктор замолчал, я тоже.  Безмолвствовали и солдаты, невольно подслушавшие нашу беседу.  Глядя на их побелевшие лица, я понял, насколько силён в них суеверный страх перед беспросветной тьмой горных недр. 
     - Знаете, что ещё? – вымолвил доктор спустя некоторое время.  – Микель поведал, что эта женщина пыталась говорить с ним, но голос был какой-то неживой, очень страшный… А когда она ползла по стене, то постукивала, как если бы на ногах у неё были подковы. 
     При этих словах противные мурашки пробежали у меня по спине, ибо я вспомнил странные металлические звуки, чудившиеся мне ночью. 
     - Как бы то ни было, главное, что мальчик забыл обо всех этих ужасах, - подытожил доктор.  – Но поверьте мне, господин капитан, эти штольни, равно как и подвалы замка, хранят немало тайн, каких лучше бы и не знать доброму человеку!
     После этих слов доктор Вайн распрощался со мной и ушёл по своим делам.  Я же до самого вечера пребывал в некотором смятении духа.  А вечером мы с лейтенантом Мораем уселись за столик в самом дальнем углу офицерского кабачка, заказали свиной грудинки, хлебного вина и заговорили о рукописи колдуна Горгота.  Морай мне нравился.  Это был красивый, высокий молодой человек с вьющимися тёмными волосами и щёгольскими усиками.  Его бравую внешность немного портили лишь некоторая бледность (каковую я счёл последствием нездорового климата) и лёгкая хромота, которую сам лейтенант объяснил неудачным прыжком с крыши в раннем детстве.  Он никогда не донимал меня расспросами о войне, выгодно отличаясь этим от многих молодых офицеров с восторженно-вытаращенными глазами.  В Глице он занимал должность шифровальщика – шифровал и расшифровывал депеши.  На то был резон: в замке сидели опасные преступники, и у многих до сих пор было немало сообщников на свободе, в том числе, и в окрестных поселениях.  Я уже слышал о том, что в истории тюрьмы была пара-тройка случаев убийства гонцов с важными донесениями. 
     - Не поверите, Брико, но эта писулька оказалась крепким орешком! – сказал Морай.  – Я бился над ней целый божий день, но и близко не подобрался к пониманию шифра!
     Мы выпили. 
     - Обратили внимание, что почерк отдаленно напоминает арабскую вязь? – продолжал Морай.  - Это некие пиктограммы, каждая со своим смыслом, вроде китайских иероглифов, но как разгадать этот смысл – вот вопрос! Чем дольше я над ним бьюсь, тем больше прихожу к мысли, что это и не шифр вовсе. 
     - А что? – спросил я. 
     - Может быть, некий мёртвый язык, - пожал плечами Морай.  – Смущает другое: Горгот этот не производил впечатление мудреца, хотя, несомненно, где-то и чему-то он учился, а вот покойный барон Глиц, напротив, имел блестящее образование и знал множество языков, в том числе и такие, которые давным-давно считаются мёртвыми!
     - Поразительно! – сказал я. 
     - О! Про старого барона ходит много слухов.  Многие из них совершенно нелепы, но есть и такие, к которым следовало бы прислушаться.  Аргус Глиц, судя по тому, что я о нём слышал, всегда был странной личностью.  Известно, что по молодости он много путешествовал, объехал полмира, причем, неизменно забирался в такие места, которые любой богобоязненный путешественник постарается обойти стороной. 
     - Давайте выпьем ещё, лейтенант! – предложил я.  – Всё это чертовски интересно, но какое отношение имеет бывший владелец замка к кипе бумаг, исписанной заключённым под стражу колдуном?
     - Мне кажется, Брико, что связь есть, - сказал Морай.  – Когда я обнаружил её, хотите верьте – хотите нет, но мне стало жутко.  Давайте-ка и впрямь выпьем!. . .  Вы внимательно рассмотрели рисунки, сделанные Горготом?
     - Бегло, - сказал я.  – По-моему, все они, за исключением карты, дичайшая мерзость.