Какие-то немыслимые орудия для истязаний. 
     Морай отчего-то рассмеялся. 
     - Простите, капитан, но сразу видно, что вы ни черта не смыслите в пыточном ремесле! Но в механике-то вы, как инженер, должны разбираться… Неужели вы не пытались вникнуть в смысл изображённых устройств?
     Я признался, что не пытался, ибо наброски растерзанных тел, в которые вкручены разнообразные штыри и трубки, не вызывают у меня ни малейшего желания познакомиться с ними поближе.  Хватит с меня воспоминаний бессонных ночей. 
     - Ну и зря, - укорил Морай.  – Вам вообще известно, чем занимался Аргус Глиц? Он был одержим идеей усовершенствования человеческого тела. 
     - Нет, - покачал я головой.  – Комендант про это не рассказывал. 
     - О! Он желал сотворить химеру из человеческой плоти и холодного металла, – сказал Морай.  – Но его конечной целью было ни много ни мало – замена бренной человеческой плоти стальными механизмами!
     В этот самый момент я вдруг с невероятной остротой осознал, что всё больше втягиваюсь в водоворот совершенно фантастических событий и чудовищных тайн.  И в этом водовороте Морай с его осведомленностью и аналитическим умом мог оказаться надёжным товарищем. 
     - Протезы, изобретенные бароном, были превосходны, - сказал я.  – Я как-то встречал офицера, у которого одна рука была механическая.  Он мог и саблю держать, и с мушкетом управлялся.  Но заменить человеческое тело целиком со всеми его внутренностями, сердцем и мозгом – это немыслимо! Что же, в таком случае, станет вместилищем души?
     - В этом-то и кроется главная загадка! – сказал Морай.  – Думаю, он размышлял и над этим.  Да только мы с вами об этом если и узнаем, то не скоро: помните, вся библиотека барона, включая его дневники, была опечатана Его Императорским Величеством и вывезена в столицу.  Всё, что известно мне, удалось выяснить благодаря связям во дворе. 
     Он замолчал.  Я налил вина ему и себе. 
     - Ваше здоровье, лейтенант! – сказал я, а когда мы выпили, спросил о том, какое отношение имеют изуверские опыты покойного барона к запискам чернокнижника Горгота. 
     - Как? Неужели вы ещё не догадались?! – Морай, казалось, был искренне удивлён моим скудоумием.  – Да ведь на этих, с позволения сказать, картинках изображено не что иное, как различные способы замены членов человеческого тела хитроумными устройствами!
     - Вы хотите сказать, что Горгот был знаком с изысканиями Глица? – настал мой черед изумляться. 
     - То-то и оно, что, насколько мне известно, при жизни они никогда не встречались!
     - Может, Горгот читал какие-либо труды Глица?
     - Вряд ли.  Сомнительно, чтобы барон осмелился публиковать результаты своих изысканий – слишком уж чудовищные вещи он творил.  На этот счёт у меня есть два предположения – одно весьма сомнительное, другое вовсе фантастическое.  Первое: возможно, барон прятал дневники своих экспериментов в тайнике, который не был обнаружен, когда замок переделывали в тюрьму, и вышло так, что тайник этот располагался в той самой камере, куда был посажен колдун.  Колдун, пытаясь отыскать лазейку для побега, случайно наткнулся на тайник, нашёл записи барона и переписал их, зашифровав ему одному известным способом…
     - Но в таком случае стража обнаружила бы и дневник Глица, - возразил я. 
     - Ну, дневник Горгот мог потихоньку съесть, листок за листком, или утопить в бадье с дерьмом.  Да и наших солдат не стоит переоценивать – большинство из них не умеет читать.  Обнаружив в камере записи Глица, они и понятия не имели бы, что перед ними… Но в этой гипотезе слишком много условностей, вы не находите?
     - Какова же вторая?
     - Вторая такова, что проклятый чернокнижник мог с помощью неких запретных ритуалов призвать из Преисподней грешный дух Аргуса Глица и записать всё непосредственно с его слов. 
     - Звучит как страшная сказка, - сказал я.  – Я не особо набожен, лейтенант, но я – христианин и отвергаю подобные суеверия, как противные христианской религии. 
     Морай в ответ только развёл руками.  Других версий у него не было. 
     Мы с лейтенантом посидели ещё немного, доели свой ужин, выпили и разошлись.  Я вернулся в свою квартиру, затопил камин и лёг в постель.  Будь я трезвым, наверняка мучался бы бессонницей от роящихся в голове мыслей, но вино сделало своё дело – я уснул, едва коснувшись головой подушки. 
     Потом раздался стук.  Настойчивый и громкий.  Стучали в мою дверь. 
     Я открыл глаза.  На дворе была глухая ночь. 
     - Кого там чёрт принёс? – рявкнул я. 
     - Господин капитан! Господин капитан! – послышалось из-за двери.  – Господин комендант послал за вами.  В замке снова побег!
     Побег? Весело! Я отослал солдата обратно и, чертыхаясь, принялся одеваться. 
     Ночь стояла ясная и морозная - не самая удачная для того, чтобы бежать из тюрьмы.  Что ж, тем проще будет поймать беглеца. 
     До замка я добрался за считанные минуты.  Тюрьма напоминала растревоженное осиное гнездо: весть о побеге мигом разнеслась по камерам, и почти все узники Глица, выстроившись у решёток, злорадно улюлюкали и выкрикивали грязные оскорбления в адрес стражи. 
     Я поднялся на второй этаж, где увидел коменданта, начальника ночной смены и ещё нескольких офицеров, задумчиво переминающихся у входа в одну из камер. 
     - Посмотрите-ка на это, Брико! – сказал комендант, увидев меня.  – Вновь то же самое!
     Он указал пальцем в самый дальний угол камеры, где стоял солдат с факелом.  В стене, возле самого пола, зияло аккуратное отверстие – результат долгого, кропотливого труда. 
     - Кто здесь сидел? – спросил я одного из офицеров. 
     - Некий Кризун, прозванный Малахитовым Палачом, - пояснил тот.  - Грабил со своей шайкой малахитовые рудники по ту сторону гор.  Его поймали пять лет назад, и с тех пор он здесь. 
     Комендант велел всем замолчать, взял факел, кряхтя, наклонился к отверстию и зычно крикнул «Э!».  Послушав эхо, полковник мрачно заметил:
     - Как я понимаю, это ещё один потайной ход…
     При этом он почему-то укоризненно посмотрел на меня.  Я же, последовав его примеру, подошёл с факелом к дыре.  Из чёрного провала веяло могильной затхлостью.  Я содрогнулся и подумал, что только дикая жажда свободы могла толкнуть человека лезть в этот склеп. 
     - Ну, что будем делать, господа? – спросил комендант. 
     - Расставим караулы возле каждой штольни, действующей или заброшенной, - подал голос кто-то из офицеров.  – Мерзавец либо выползет на свет божий и попадёт нам в руки, либо сдохнет в этих подземельях!
     - Предложение разумное, но не полное, - сказал Морай, который вдруг возник за нашими спинами, словно по мановению волшебной палочки.  – Господин комендант, помимо того, что советует нам лейтенант Кнот, я предлагаю сейчас же организовать преследование. 
     Полковник с полминуты думал над его словами, нахмурившись и уперев взор в пол. 
     - Лейтенант, - сказал он наконец.