Наскоро посовещавшись, отец с матерью решили, что чем меньше лишних ртов – тем лучше, увязали Мари в узелок весь её нехитрый скарб и, дав родительское благословение, отправили её навстречу, как им казалось, лучшей жизни. 
     Поначалу всё складывалось очень даже удачно: Мари искренне восхищалась огромными залами замка, старинными гобеленами и портретами на стенах, работа была привычная, а еда вполне сносная.  Удивляло только, что старые слуги поглядывают на новеньких (а вместе с Мари в замок прибыли ещё несколько девушек и юношей) как-то странно, со смесью страха и жалости.  А ещё немного пугали слухи о том, что старый барон – колдун и богохульник, давно продавший душу дьяволу.  Впрочем, увидев самого барона, Мари сразу же перестала бояться этих россказней, потому как Глиц показался ей самым обыкновенным старичком, рассеянным и ворчливым. 
     Странности начались примерно через месяц пребывания Мари в замке.  Молодые слуги начали таинственно исчезать.  На все вопросы Мари и её товаркам отвечали, что такой-то или такая-то добровольно покинули замок в поисках лучшей доли.  Девушка верила этим объяснениям до тех пор, пока в один из дней не пропал молодой конюх, который явно симпатизировал Мари.  Уверенная в том, что парень не мог сбежать, не попрощавшись, Мари заподозрила неладное, но все – от лакея до управляющего – лишь отводили глаза и советовали не лезть не в своё дело.  Через несколько дней Мари и впрямь почти забыла о конюхе, но как-то, ненастной ночью, ей приснился жуткий сон, будто бы к ней явился призрак её пропавшего дружка.  Призрак был без головы, и Мари узнала его только по одежде, той самой, в которой конюх обычно ухаживал за лошадьми.  Привидение поманило девушку за собой, привело её в опочивальню барона, указало на место в стене, где располагалась потайная дверь, и показало, как она открывается… После этого Мари проснулась в холодном поту и с бешено колотящимся сердцем. 
     Дождавшись своей очереди убирать в спальне старого Глица, Мари подошла к тому самому месту, на которое указал ей призрак, и привела в действие механизм, открывающий потайную дверь.  Она даже не сильно удивилась, увидев, что часть стены повернулась, открыв уходящие вниз, в темноту, ступени.  Кто знает, как сложилась бы дальнейшая судьба девушки, будь она чуть более благоразумной и осторожной.  Но нет – вооружившись литым подсвечником, Мари смело шагнула в неизвестность.  После бесконечных (как ей показалось) лестниц и коридоров Мари оказалась в тупике – перед ней была глухая кирпичная стена.  Однако к тому моменту девушка уже привыкла к мысли, что в этом замке не всё является именно тем, чем кажется на первый взгляд.  Один кирпич показался её несколько отличающимся от прочих.  Мари надавила на него, и тотчас стена послушно отъехала в сторону. 
      Девушка оказалась в просторной, ярко освещённой множеством свечей комнате.  Стены комнаты сплошь покрывали надписи и символы, о назначении каковых Мари не могла даже догадываться, а на полу – о, ужас! – стояли огромные стеклянные сосуда, наполненные зеленоватой жидкостью, в которой плавали обнажённые мёртвые тела исчезнувших слуг.  Ещё несколько тел лежали прямо на полу.  Как ни велик был страх Мари, она всё же отметила, что кожа у всех трупов необычного бледно-зелёного цвета, какого не бывает ни у живых людей, ни у мертвецов, а кроме того, ни одно из тел не несло даже слабых признаков тления.  В самом центре кошмарной комнаты стоял хитроумный прибор, состоящий из множества колб, соединённых трубочками, и неведомых механизмов, которые жужжали шестерёнками, шипели мехами и булькали миниатюрными помпами.  Загадочное сооружение венчала отрезанная голова пропавшего дружка Мари.  Голова была живая: она вращала глазами и шевелила губами. 
     - Помоги мне! – просипела голова, увидев девушку. 
     Несколько секунд Мари стояла, оцепенев, но затем христианское милосердие взяло в ней верх над страхом (да и оставался ли ещё страх после всего увиденного?!), и она решительно двинулась к зловещей машине, намереваясь спасти останки бедного парня от безбожного глумления.  Когда Мари оставалось сделать всего пару шагов, голова конюха вдруг выдавила:
     - Нет! Стой! Беги, Мари, беги!
     В тот же миг прямо за спиной девушки раздались шаркающие шаги, и знакомый голос произнёс:
     - Что ж, вот ты и пришла!
     Это был сам барон Глиц. 
     Что произошло дальше - Мари не помнит, а когда девушка пришла в себя, то оказалось, что она уже совсем не та, кем была прежде.  От её крепкого юного тела, некогда приковывавшего взоры похотливых слуг, осталась лишь голова и плечи, а всё остальное было телом огромного металлического паука.  Но Мари (точнее, того, кем она стала) не испугало и даже не удивило это обстоятельство, ибо даже духовно она была уже совсем другим существом.  Воспоминания остались, но напрочь исчезли все чувства, желания и порывы.  С абсолютным безразличием Мари поняла, что не ощущает ни холода, ни тепла, ни боли, ни прикосновений. 
     Таким образом, Аргус Глиц сделал ту, что некогда звалась Мари, своей помощницей.  Он изуродовал её тело и душу, но взамен наполнил её разум знаниями о вещах, каких неграмотная дочь рудокопа не могла представить даже в самых страшных фантазиях.  Барон действительно был великим знатоком оккультных наук да вот только силы, с которыми он заключил договор, не имели ничего общего с тем дьяволом, каким его описывают оба Завета.  Нет, то были силы могущественные, бессмертные, запредельные, совершенно чуждые человеческим представлениям о добре и зле.  И Глиц желал ни много ни мало – уподобиться существам, коих он избрал своими учителями…
     - Так значит, всё, что рассказывают о покойном бароне – истинная правда! – воскликнул Морай, прервав речь существа.  Паук ненадолго замолчал, а затем продолжил свой рассказ. 
     Лишив Мари воли и чувств, барон сделал её своей помощницей.  Он знал, что дни его сочтены, а потому торопился с опытами.  Аргус Глиц стремился к бессмертию, но не к тому, что обещано каждому добропорядочному христианину, а к вечной жизни в этом мире.  Для этого ему требовалось научиться сохранять дух отдельно от тела, с тем, чтобы он в любой момент могла обрести новое пристанище.  После множества бесчеловечных опытов Глиц добился определённого успеха и изготовил дьявольское устройство, которое поэтически назвал «Сосудом души».  Устройство было надёжно спрятано в недрах горы, а потому, когда гвардейцы Его Величества разгромили лабораторию барона, сам он, умирая на казённой койке сумасшедшего дома, был спокоен, ибо знал, что умирает лишь его бренное тело. 
     Мари же, превращённая в чудовищную химеру, хотя, казалось, и была лишена всяческой воли к жизни, всё же не стала попадаться на глаза императорским солдатам, а скрылась в лабиринте пещер и штолен.  Тогда же она поняла, что из всех чувств ей осталось лишь одно – чувство жажды, жажды живой человеческой крови, ибо проклятый механизм, составляющий основу её нового тела, приводился в действие тёмными силами, принуждаемыми запретной магией. 
     - … с тех пор я блуждаю во мраке, настигая беглых узников и выпивая их соки, как и положено пауку, - закончила свой рассказ Мари. 
     - Чего же ты хочешь от нас? – спросил Морай. 
     - Дьявольское устройство, в которое заключен грешный дух барона Глица, по-прежнему цело.  Пока существует оно – жива и я.  Я не могу уничтожить его, ибо моя воля подчинена воле Хозяина.  Но если вы хотите, чтобы душа Аргуса Глица навсегда покинула бренную Землю и предстала на Суд Божий, а вместе с ней закончилось и моё злосчастное существование, вы должны пойти со мной. 
     - Куда? – спросил мы с лейтенантом одновременно. 
     - Этот грот соединяется с ещё одним гротом.  Именно там барон спрятал свою машину.  Уничтожьте её – и вы отпустите наши души на покаяние. 
     Паук замолчал. 
     В сердце моём боролись два противоположных чувства – ужас и жалость.  Ужас был навеян и самим нынешним образом Мари, и её рассказом, и тем, что ещё только предстояло нам увидеть.  Жалость же была вызвана искренним сочувствием к судьбе девушке и всех, кто погиб или был изуродован во имя нечестивых целей Аргуса Глица.  В конечном итоге чувство христианского долга побороло страх, и я принял решение идти хоть в самые тёмные бездны Тартара.  Морай, кажется, вообще не колебался ни секунды, но, соблюдая субординацию, ждал моего решения. 
     - Что ж, - сказал я.  – Веди нас!
     Существо, некогда носившее имя Мари, не сказало ни слова.  Жужжание таинственных механизмов в его теле усилилось, оно развернулось и, переставляя членистые конечности, двинулось куда-то в глубь грота.  А мы последовали за ним.