После чего невидимый вихрь вновь унёс незнакомца в темноту. 
     Парализованный доселе неведомым страхом, Костя потерял равновесие, упал на брусчатку, покатился по ней и тотчас оказался вне светового пятна. 
     Костя ожидал оказаться в той самой жуткой непроглядной тьме, но, по причине невероятного испуга, даже не удивился, обнаружив, что пространство вокруг наполнено светом.  Тусклым, зловеще-багровым, но светом.  Вот только окружающий мир чудовищно изменился.  Нет, все привычные предметы остались на своих местах: и небо, и улица, и фонари, и здания, и деревья в ботаническом саду.  Но не было звёзд – небо было сплошь затянуто низкими, тошнотворно клубящимися тучами цвета запекшейся крови, а потому более походило на брюхо титанической пиявки.  Столбы больше напоминали виселицы, а мёртвые фонари мерно раскачивались на них, подобно телам казненных.  Здания походили на исполинские склепы, а голые стволы давно засохших деревьев тянулись к небесам, уродливо извиваясь, словно щупальца окаменевших спрутов. 
     И весь этот фантасмагорический мир был наполнен людьми, такими же нагими и беспомощными, как тот, первый… Люди были везде: у самой земли, на уровне фонарей, над крышами зданий и даже под самыми тучами.  Они то переворачивались вниз головой, то летели вперед ногами, то поднимались, то опускались, не в силах управлять своим безумным полетом, словно подхваченные смерчем. 
     Не будучи способен боле выносить подобное зрелище, Костя встал на четвереньки и инстинктивно пополз назад, к фонарному столбу, как если бы тот мог стать ему защитником.  Костя полз, буравя взглядом холодные камни, пока не стукнулся головой о столб.  Обхватив его скользкими от пота ладонями, Костя осмелился поднять глаза и посмотреть по сторонам.  Мир стал прежним.  Фонари светили, шелестел листвой ботанический сад, а здание общежития манило к себе мозаикой горящих окон. 
     *
     Костины друзья сразу же отметили его покрытую пылью одежду, всклокоченные волосы, бегающий взгляд и болезненную бледность лица.  Костя соврал, что в темноте запнулся и растянулся прямо посреди улицы, а пока летел, успел здорово перепугаться, что расшибёт себе лоб.  Ему поверили. 
     Ночью, когда Стас с Димкой уже вовсю оглашали комнату богатырским храпом, он беспокойно ворочался с боку на бок.  Липкий страх цепко сидел где-то в самом сердце, а в голове одна мысль стремительно сменяла другую – Костин ум мучительно искал объяснения увиденного.  Впрочем, безрезультатно.  Костя остановился на версии, что его воображение вкупе с парами портвейна сыграли с ним злую шутку. 
     Под утро он всё же уснул, но спал плохо, ибо, как сказал в свое время Китс «барону снились злые сны…».  Костя видел всё ту же незнакомую старуху со скорбным взором, чьё-то надгробие, имя на котором он никак не мог прочитать, смутную человеческую фигуру, объятую языками пламени, и ещё много других непонятных вещей.  Все эти образы перемежались видениями того самого места, которое Пригодский утром тщетно пытался описать своим товарищам.  Там была только тьма, но не та, что царит в не ведающих солнца пещерах, а особая, трансцендентная тьма, которую невозможно ни увидеть глазами, ни представить разумом.  Тьма эта была будто бы живой, она смотрела на Костю разумными насмешливо-грустными очами, звала к себе, и Костино сердце сжималось от невероятного желания тотчас слиться в единое целое с Тьмой. 
     *
     - Пойдём, я кое-что покажу тебе, - сказал Костя.  Он взял Аню за руку и потащил её по вьющейся среди зарослей лещины тропинке.  Тропа вывела их на травянистый берег узенькой безымянной речушки, через которую горбатился деревянный мостик.  Это было удивительное место.  Все здесь – и изумрудно чистая трава, и сама река, и мост, и нависшие над водой ивы - порождало какое-то невыразимое трогательное чувство, похожее на умиление. 
     - Вот, - сказал Костя.  – Это мой маленький секрет.  Я никому не рассказываю про это место.  Даже близким друзьям. 
      - Почему?
     - Видишь ли, всё это очень похоже на уголок моего детства.  Практически копия.  Понимаешь, это что-то очень личное, почти интимное.  Такие вещи обычно держат в тайне. 
     - Ну, мне-то ты свой секрет раскрыл, - игриво заметила Аня. 
     - Ты – совсем другое дело, - ответил Костя. 
     Он сказал это с таким серьезным выражением лица, что она рассмеялась, обхватила его руками и поцеловала.  В поцелуях Костя был не мастер, поэтому просто стоял, глупо растопырив руки. 
     - Хм, - сказал он наконец. 
     - Что? – не поняла Аня. 
     - Умеешь! – уважительно сказал Костя.  Ничего другого, более уместного в этот романтический момент, ему в голову не пришло. 
     - Ну так я ведь и постарше буду! – сказала Аня и засмеялась. 
     - Намного ли? – усмехнулся Костя. 
     - Ты даже не представляешь насколько! И, между прочим, умением красиво целоваться мои способности не ограничиваются.  Я девушка многоталантливая. 
     - О! – сказал Костя, изо всех сил изображая хладнокровие, хотя у самого от волнения руки тряслись.  - Это намек?
     - Это предложение. 
     … Костя поднялся с травы, застегнул рубашку отошел на пару шагов и окинул взором лежащую на траве Аню.  Она смотрела в вечернее уже небо, закинув обе руки за голову.  Одна ее нога была вытянута, другая – полусогнута в колене.  В этой позе она была чертовски хороша. 
     - Ты далеко? – спросила она. 
     - Пойду… пройдусь вдоль реки, - сказал Костя, сам не понимая, зачем ему вдруг потребовалось гулять по берегу.  Просто захотелось и все. 
     Анна Мария молча кивнула. 
     Костя сделал несколько шагов в рассеянной задумчивости, забрался в крапивные дебри, где обнаружил узенькую, едва заметную тропку, ведущую куда-то вверх по крутому глинистому склону.  «Странно, - подумал Костя.  – Куда она, интересно, ведет?» Повинуясь внезапно проснувшемуся любопытству, он полез по тропинке вверх, продрался сквозь кустарник и оказался на кладбище. 
     - Ни хрена себе! – присвистнул Костя. 
     Нет, кладбище было самое заурядное, тихое и тенистое, с аккуратными рядками могил и мраморными памятниками.  Ничего особенного.  Просто Костя прекрасно знал, что никакого кладбище в этом месте никогда не существовало и существовать не могло.