Ему было жутко: казалось, стоит хоть на миг закрыть глаза, как кошмары тотчас навалятся на него, и он вновь увидит и незнакомую плачущую старуху, и костры инквизиции, и надгробие с собственным именем, и летящих по воздуху голых людей, и маньяка с ножом. 
     Наконец, силы оставили Костю, сопротивляться сну он больше не мог и сдался на милость Морфея.  Но в эту ночь Морфей оказался сострадателен к Косте – никаких страшных снов он не видел. 
     *
     На следующий день Пригодский встретился с Аней в университете и подробно поведал ей обо всем приключившемся.  В ее зеленых глазах мелькнуло нечто, еще сильнее встревожившее Костю - словно она давно ожидала услышать от него что-то подобное, будто предвидела всё, что происходило с Костей в последние дни.  Ожидала и боялась. 
     - Послушай, - сказала она после тягостного молчания.  – Я должна тебе кое о чём рассказать и кое-что показать…
     - Ну?
     - Понимаешь, я должна это сделать! – в Аниных словах звучали одновременно и решимость, и бесконечная тоска, как у человека, собирающегося броситься с гранатой под вражеский танк. 
     - Поехали! – сказала она.  – Прямо сейчас. 
     Костя хотел было возразить, что, мол, занятия и всё такое, но поскольку Аня уже быстрым шагом направлялась к выходу, покорно последовал за ней.  Минуту спустя они уже мчались в её автомобиле. 
      Аня вела машину через весь город.  Они миновали центральную площадь с островерхой ратушей, проехали вдоль городского парка, переехали по мосту через реку, обогнули паромную пристань и вывернули на Западное шоссе.  Милые Костиному сердцу уголки города остались позади.  Автомобиль набирал скорость. 
     Костя глядел в окно и с удивлением отмечал, что эти районы ему совершенно незнакомы.  Он даже не подозревал, что город такой большой. 
     - А куда мы собственно едем? – поинтересовался Костя.  Загадочная молчаливость Анны его нервировала. 
     Аня вздохнула. 
     - С чего бы начать? – сказала она.  – Видишь ли, Костик, всё, что тебе пригрезилось в этих своих снах и видениях – это не галлюцинации.  Всё чистая правда. 
     - В смысле? – не понял Пригодский. 
     - Костя, - сказала Аня.  – Скажи, пожалуйста, на каком курсе ты учишься? Чем занимался до университета? Кто твои родители? Почему паром сюда приходит с пассажирами, а на тот берег отправляется всегда пустой? И как называется город, в котором живём ты и я?
     - Ну ты спросила! – фыркнул Костя и тут же осекся, потому что вдруг осознал, что не знает ответа ни на один из поставленных вопросов.  Понимание этого пришло со столь кристально-чудовищной ясностью, что Костя на минуту впал с кататонический ступор, а когда вышел из него, мог лишь хлопать глазами и беспомощно озираться по сторонам. 
      - Мы мертвы, Костик, - тихо сказала Аня.  – И у этого города есть имя.  Это Лимб. 
     *
     Только шоссе оставалось неизменно прямым и ровным, в то время как пейзаж за окнами машины стремительно менялся.  Поглощенный собственными мыслями Костя и не заметил, когда они выехали за пределы города.  По сторонам дороги вздымались могучие мрачные дубы, постепенно сменившиеся криволесьем, которое, в свою очередь, уступило место жутковатого вида мёртвым деревьям, торчащим из безжизненной чёрной земли.  Небо, которое над городом было совершенно чистым, здесь было закрыто зеленоватыми низкими облаками. 
     Аня говорила, не переставая:
     - … вот почему здесь нет маленьких детей и стариков…
     - … понимаешь, это Город Грёз – здесь каждый находит что-то, милое его сердцу. 
     - … а случилось это в 1659-м году, с тех пор я вечно двадцатидвухлетняя…
     - … река, на которой стоит город – это Лета, вот почему паром только приходит с пассажирами…
     - . . .  двенадцать ножевых ранений, а ты ещё почти трое суток пролежал в коме. 
     - … твои лучшие воспоминания связаны со студенческими годами, потому-то здесь ты – вечный студент…
     - … Писарчук в той жизни - не поверишь! - основатель секты псевдоиндуистского толка, а Димка – обыкновенный самоубийца, не справившийся с кризисом среднего возраста…
     - … меня сожгли, но и в твоём времени нашлось немало кликуш, обвинявших тебя в богохульстве и сатанизме…
     Костя не слышал её.  У него было ощущение, словно кто-то пробил в его голове дыру и льет туда поток воспоминаний.  Пригодский вспомнил всё.  Он вспомнил детство, проведенное в одном из уральских городков.  Вспомнил студенческую юность, их комнату в общаге, друзей и ночные бдения, портвейн и пиво в полиэтиленовых пакетах, как впервые завалил экзамен и как его потом пересдавал, первый секс на расстеленных на полу матрасах.  Вспомнил своё первое место работы, недалекую и крикливую начальницу.  Вспомнил, как впервые встретил свою будущую жену, как долго не решался сделать ей предложение, как тряслись руки в загсе.  Вспомнил рождение сына, бессонные ночи и бесконечную череду мокрых пеленок.  Вспомнил свою работу в газете, первые удачные публикации.  Вспомнил, как наконец-то решился взяться писать книгу.  Вспомнил ту роковую – но чертовски удачную! - статью про оболванивающее влияние религии, и её экспансию в жизнь общества.  Вспомнил сочащиеся ядовитой слюной отклики адептов «возрождения духовности», шитое белыми нитками обвинение в разжигании религиозной ненависти.  Вспомнил и душный летний вечер, и темный подъезд, и удар ножом, и то отвратительное чувство, когда кровь стекает по грязному бетону лестницы, а собственное тело вдруг становится таким чужим и инертным.  Вспомнил белый потолок реанимации и заплаканное лицо матери, враз постаревшей на пару десятков лет…
     - Тебя больше не интересует, куда мы едем?
     - А? – Костя поднял глаза. 
     По сторонам шоссе раскинулась пустыня.  Жуткая необозримая равнина, сплошь покрытая пеплом, из которого то тут то там вздымались какие-то чудовищные изваяния, то ли идолы, то ли чьи-то иссохшие тела.  Пепельно-серое небо приникало к земле тонкими щупальцами смерчей, ни на секунду не прекращавшими свой гротескный танец и поднимавшими вверх мириады частиц пепла.  Всюду был только пепел и ничего кроме пепла. 
      - Я говорю: ты понимаешь, куда мы едем? – повторила Аня. 
     Костя смотрел на неё пустыми глазами. 
     - Мы едем в Ад, - сказала Аня. 
     *
     Тьма впереди сгущалась.  Костя видел прямое как стрела шоссе, ведущее прямо в эту Тьму.  Поначалу ему казалось, что трасса не имеет конца и уходит за горизонт, но, приглядевшись, он вдруг понял, что никакого горизонта нет.  И дорога, и засыпанная пеплом равнина просто обрываются в никуда. 
     - Вот и приехали, - сказала Аня.  Точнее, Аней Костя называл девушку по привычке, но сейчас она представала перед ним в своём подлинном облике – в облике зеленоглазой белокурой ведьмы Анны Марии Рунг, заживо сожжённой в Баварии почти за полтысячелетия до Костиного рождения. 
     - Где мы? – спросил Костя, даже не удивившись, каким слабым стал его голос. 
      - Это Врата Преисподней, - сказала Анна.  – Хотя, как видишь, никаких ворот с надписями типа «Входящие, оставьте упованья!» нет и в помине.