Неожиданно дверь распахнулась, и в каморку, не церемонясь, вошли два сутулившихся долговязых подростка. 
     - Драсьте, - буркнул с порога первый и без приглашения, вальяжно расселся на табуретке, засовывая под стол свои длиннющие худые ноги. 
     - Стучаться не учили? – Иван жестко посмотрел в смеющиеся глаза подростка. 
     - Нет, зато у нас учат сту-чать! – дерзко ответил мальчик и принялся выстукивать на столе морзянку.  – Всем! Всем! Всем! К нам едет ревизор!
     Иван решительно перехватил его запястье и словно в тисках зажал его в своих сильных пальцах. 
     - Ру-уку сломаешь! – взвыл подросток и, стараясь высвободить руку, беспомощно забил под столом ногами. 
     - А правила хорошего тона усвоишь, или в мою морзянку продолжим играть? – теперь с издевкой спрашивал Иван. 
     - Да отпусти, усвою! – освободившись от стального рукопожатия, мальчик выскочил в коридор, с силой хлопнув дверью.  Но через несколько секунд постучал и, просовывая вперед вихрастую голову, лукаво спросил:
     - Арсений Голицын из 9 «Д».  Вызывали? Но убедительно прошу меня не путать с пошловатым шансоновым «поручиком Голицыным»!
     - Вот это уже совсем другое дело! – в знак согласия Храмов довольно кивнул головой.  – А что же товарища не приглашаешь присесть за стол? Он наверняка притомился, наблюдая, как ты из себя шута горохового строил! Может, довольно соблюдать инкогнито, пора и нам познакомиться?
     Стоящий возле стены смуглый юноша растеряно улыбнулся:
     - Вьюгин.  Меня зовут Олег Вьюгин…
     - А меня – Храмов Иван Никитич, и я ваш новый социальный педагог.  Догадываетесь, зачем вызвал?
     - А то! - возбужденно воскликнул Голицын.  – На нас уже второй год пытаются повесить дело о поджогах старых домов на Каме.  Только мы ничего не жжем!
     - Как это – «не жжем»? – передразнил Иван, вытаскивая из папки исписанный тетрадный лист.  – В характеристиках четко сказано, что вас регулярно заставали за метанием в реку огненных комет и запуском фейерверков.  А ты мне лапшу на уши вешаешь!
     - Нет же, все не так, Марьяна Степановна все нарочно исказила, - вступился за товарища Вьюгин.  – Понимаете, у нас увлечение такое… Трудно объяснить… Но мы не поджигатели, а огнекруты!
     - Вот это еще что такое? – Иван посмотрел подросткам в глаза, пытаясь определить говорят ли они правду или продолжают заранее спланированный розыгрыш молодого учителя. 
     - Вы что, о пройерах ничего не слышали? И файер-шоу не знаете? – искренне возмутился Арсений.  – Это же танцы с огнем!
     - Да, да, - согласно закивал головой Вьюгин, отчего уже сформировавшийся выступающий кадык забегал по тощей шее.  – Пои, это факелы, соединенные между собой длинной стальной цепочкой.  А вода нам нужна для контраста несовместимого…
     - Зато я догадываюсь, как это бывает! - Иван выдержал паузу и негромко прочитал из феерического «Золота в лазури»:
     Огонечки небесных свечей
     Снова борются с горестным мраком. 
     И ручей
     Чуть сверкает серебряным знаком…
     - Какие замечательные стихи, - растеряно улыбнулся Вьюгин и, переглянувшись с Голицыным, переспросил.  - А кто написал?
     - Андрей Белый, - с видом знатока замелил Иван.  - Ровно сто лет назад. 
     - Жаль, что поэзия сегодня никому не нужна.  Наверное, она устарела, но все равно жаль… - Арсений ухмыльнулся и тут же выпалил на полном серьезе.  – Хотите сами потанцевать с огнем? Мы организуем в два счета!
     - Хочу! – не раздумывая, согласился Иван.  – Только пусть все будет всерьез.  Без всяких скидок для новичка!
     - Значит, договорились? – неуверенно переспросил Вьюгин.  – По рукам?
     Иван внутренне ликовал.  Идя в школу он не мог и предположить, что в первый же день ему подвернется шикарный случай превратиться из мнимого социального педагога в огнекрута!
     - По рукам! – Храмов охотно сжал протянутую ладонь Олега, а затем с удовольствием пожал руку Голицыну.  – Я с удовольствием готов этим заняться хоть сегодняшним вечером!
     Мальчики поднялись из-за стола и, успокоенные, направились к выходу из «социальной конуры». 
     - Старые дачи и бараки специально жгут, чтобы землю под застройку элитных коттеджей продавать.  Здесь все про это знают, – философски заметил на прощание Арсений.  - Но им равно надо виноватых назначить.  Вот и выбирают: нас или бомжей.  Хотя мы еще неподсудные малолетки, зато с бомжей вовсе взять нечего.  Вот никак и не определятся, «кто виноват?» и «кого лучше подставить?»
     
     
     Глава 4.  Ангел скорби и ангел радости
     
     Иван приезжал на могилу отца каждую субботу.  Раньше приходили на кладбище вместе с мамой: расставляли фотографии, зажигали свечи, пили чай, разговаривая с отцом обо всем, будто с живым.  Но в этот год все переменилось: Елизавета Андреевна стала уклоняться от встреч с сыном, а когда виделись - разговаривала только о пустяках и находила самые немыслимые предлоги для того, чтобы «не ворошить прошлого, не тревожить покой Никиты». 
     Иван шел по бесконечным лабиринтам огромного, раскинувшегося на сотни гектаров, Северного кладбища – города мертвых, на ходу заглядывая в застывшие лица перешедших эту сторону света. 
     Странные фотографии выбирают у нас для надгробий.  Почему близкие оставляют для своей памяти только напряженные, сосредоточенные, суровые взгляды, совсем как на паспортах? Храмов с грустью подумал, что может быть и по ту сторону, существуют жесткие формы и предписания, четко соблюдается делопроизводство и ведется своя бухгалтерия.  Иван с горечью махнул рукой.  Повезло тем, кто умирал среди романтиков.  Они хотя бы из мира уходили возвышенно…
     - Ванечка, сынок! Я здесь! - неожиданно из-за спины окликнул женский голос.  - Подожди, мы тоже к папочке на могилку идем!
     Словно застигнутый врасплох, юноша вздрогнул, резко оглянулся и увидел мать с Борисом, некогда бывшим другом его отца, а теперь ставшим отчимом Ивана.  Елизавета Андреевна с трудом семенила по кладбищенскому гравию на высоченных каблуках, игриво опираясь на руку своего нового мужа. 
     - Вообще-то мы с Борисом приехали на авто, но решили немного прогуляться.  Ты посмотри, Ванечка, какая чудная погода! - Елизавета демонстративно кивнула на сентябрьское солнце и пьяно улыбнулась.  – Ну, чем не весна? Небо, прямо как на Пасху.  Так и хочется крикнуть: «Христос воскресе!»
     Подойдя к сыну, положила руки на плечи, ласково посмотрела в глаза и поцеловала точно так же, как в детстве, перед сном: сначала в щеки, потом в лоб, а затем легонько коснулась губами носа. 
     - Мама, зачем ты все время пьешь? - еле слышно шепнул на ухо Иван.  – Ты же губишь себя!
     - Ни в коем разе! - возмущенно фыркнула Елизавета Андреевна.  - Коньяк оч-чень полезен для моего сердца.  И еще, от него у меня повышается либидо! Я все-таки молодая и красивая женщина в самом расцвете лет! Если бы ты знал, Ванечка, как мне хочется жить… На кладбище это понимаешь особенно отчетливо!
     Иван недружественно поглядел на Бориса, и показал на дорожку, ведущую к отцовской могиле. 
     - Кладбище за четыре года так сильно разрослось. . .  Папу хоронили на самой окраине, а сейчас это почти центр…
     - Умирают, и все больше молодые, - неожиданно встрял в разговор Борис Евгеньевич.  - Но удивляться тут особенно нечему.  Во все времена смерть была главным брэндом Перми.  Ее визитной карточкой. 
     - Это еще почему? - возмутился Храмов. 
     - Во все времена пермяки относились к мертвым странным образом, - доверительным тоном ответил Борис Евгеньевич.  - Посуди сам: по центру города протекает речушка, еще в восемнадцатом веке окрещенная местными масонами Стиксом.  Значит и весь город омывается водами преисподней.  Да и само древнее Егошихинское кладбище «пестрит» особыми отметинами, в которых легко встретить сложенные пентаграммами руки, черепа и жалящие свой хвост змеи.