Лично я против вас ничего не имею…
     - Разумеется.  – кивнул Храмов.  - Вину исключительно устанавливает суд, а до его решения каждый гражданин априорно считается невиновным.  Каким числом подписать?
     - Можно сегодняшним. 
     Храмов протянул заявление и улыбнулся. 
     - Спасибо за практику.  Век не забуду. 
     - Не надо так, Иван Никитич! Вы еще такой юный и вам озлобляться совершенно не к чему, - смутилась директриса и опустила глаза.  – Жизнь имеет свойство налаживаться сама собой.  Доверьтесь ей, несмотря на все неприятности, она мудра и справедлива.  Будьте благоразумны и терпеливы…
     - Непременно!
     Иван положил заявление на стол и поспешил выйти из кабинета директора.  Раздавшийся звонок вывел из странного оцепенения, из той порочной атмосферы неуверенности и страха, которыми был заполнен этот несчастный директорский кабинет. 
     Иван с удовольствием наблюдал, как мимо него с радостными криками проносятся по коридору дети, как, громыхая ведром о швабру, плетется уборщица, и, прижимая к груди обтянутые целлофаном журналы, спешат к своим кабинетам еще не проснувшиеся учителя. 
     Окружающие его цвета, звуки и формы теперь казались через чур яркими и неестественно выпуклыми, словно тридэшная анимация. 
     И в этот момент Ивану почудилось, что все окружающее его не реально, а существует как некая театральная постановка или даже продвинутая компьютерная голограмма.  Киношная «матрица», имеющая только одно назначение: доказать всем этим людям, что жизнь действительно есть, что реальность не плод нашего воображения, что мир существует на самом деле и может быть измерен в пространстве и выражен словами. 
     
     ***
     Во дворе, за мусорными баками, Иван отыскал проржавевшую железную бочку, в которой и решил сжечь весь накопившийся у него архив: тетрадки с выписками, ксерокопии документов, переснятые фотографии, черновики еще не написанных статей.  Когда упаковывал сумку, сам удивился: как мало еще успел написать, и сколько накопилось бумаги!
     - Иван Никитич… Вы что делаете? - Вьюгин перепугано смотрел, как Храмов уничтожает свой архив.  – Зачем все сжигать? Я бы мог сохранить…
     - Олежа, рад тебя видеть! Хорошо, что пришел.  Ты словно чувствовал, что уезжаю, - приветливо улыбнулся Иван и отпил из бутылки виски.  – Подходи, вместе погреемся!
     Мальчик подошел к Ивану и заглянул в бочку, в которой догорали последние материалы о расстеленном где-то между керосиновым складом и кладбищем падшего скота Великом князе Михаиле Романове. 
     - Вы и про Арсика сожжете? И про Лешечку из подвала?
     - Не знаю, - понуро ответил Иван и со злобой плеснул виски в огонь.  – Понимаешь, я пытался бороться.  Думал, что смогу разгадать замыслы и опередить их.  Оказывается, что они и не думают о правилах.  Они убивают.  Расчетливо, тщательно выверяя последствия, которые наступят после очередной жертвы.  Для достижения своих целей они умело дозируют смерть, рассчитывая ее, словно составляющие эликсир алхимики.  Это другие люди, и нам никогда не понять их логики…
     - Выходит, мы для них всего лишь «ингредиенты»? – Вьюгин шмыгнул носом и потянулся к бутылке с виски.  – И Арсик умер только затем, чтобы кто-то построил себе на берегу коттедж?
     - Слишком сильно сказано… Убийство потребовалось, чтобы обыватели с недельку поговорили о малолетних поджигателях старых дач, а потом про все благополучно забыли.  Так в головах у людей очень быстро перемешается, кто и зачем жжет на берегу старые купеческие дачи.  Да и тема поджогов быстрее набьет оскомину.  А там захватывай землю и строй элитные домики, сколько влезет, да считай прибыль в долларах или евро.  Как уж больше нравится. 
     Иван допил виски и бросил пустую бутылку в огонь. 
     - Так что на самом деле, причина убийства еще циничнее и подлее.  Она просто повод для мимолетных слухов.  Просто смерть для сонного обывателя была и остается самой интересной и привлекательной новостью!
     - Гады… - кивнул Вьюгин.  – Теперь, значит, и до вас добрались?
     - Добрались.  Только мою смерть они хотят отложить на десерт.  Чтобы подольше растянуть удовольствие. 
     - Это про «Зареченский вестник»? – спросил Вьюгин и вытащил из-за пазухи аккуратно сложенную газетную страничку.  – Читали?
     Иван взял газетный листок в руки и с интересом пробежал по нему глазами.  Впрочем, кроме хлесткого названия – «ВЧЕРА ПОДЖИГАТЕЛЬ, СЕГОДНЯ УБИЙЦА», читать было нечего.  Просто плохо составленный набор журналистских штампов, времен молодежного вестника ВЛКСМ.  И гордо подбитая курсивом подпись «Аркадий Гоголь». 
     - Вот, оказывается, как у нас в «гоголи» выходят! – усмехнулся Иван, отправляя газетную полосу в дышащую огнем бочку.  – Просто оплаченный графоманский бред.  К тому же отягощенный многолетним хроническим алкоголизмом. 
     - Вы не понимаете.  «Вестник» бесплатная газетка.  И она уже разошлась по всему Заречинску.  Ее все прочитали! – Олег отчаянно вцепился в Ивана.  – Они и вас решили убить… Надо сваливать отсюда… Скорее!
     - Конечно, - усмехнулся Иван.  – Они только этого и ждут.  Чтобы убить меня где-нибудь в другом месте и обставить все как самоубийство.  А еще лучше, поймать беглеца, доставить обратно и ко всеобщему удовольствию устроить показательный суд.  Но перед этим полгодика продержать меня на героине.  Или еще какой дряни, посерьезнее…
     - Так разве бывает? У нас, в наши дни? – Вьюгин с ужасом отпрянул от Ивана.  – Нет, это какие-то гестаповские штучки!
     - Если в это не можешь поверить ты, кто своими глазами видел, что они сделали с Арсением, то как до этого может допереть своим умом заречинский обыватель? К тому же он свято верит всем, у кого есть деньги и власть.  И всегда принимает сторону того, кто, не стесняясь, демонстрирует жестокую и беспощадную силу. 
     - Так значит… Вы не собирались бежать? Тогда что делать? Я готов помогать! – с готовностью отрапортовал Олег.  – Уже известно, кто за этим стоит?
     - Что делать? Кто виноват? Хорошие вопросы, на которые, к нашему счастью, ответ давно найден, - усмехнулся Иван и, видя недоумение Вьюгина, пояснил.  - Газету подпольную выпустим, где напечатаем обо всем, что творится в Заречинске.  Мы должны сказать правду про убийство Арсения, про сидящего на цепи Лешечку, про поджоги дач.  Может, классик был прав, люди услышат и тогда рассыпанных нами искр наконец-то разгорится пламя…
     
     
     Глава 30.  Амфетаминовый пастырь
     
     В мягком кресле, укрытый тончайшим шерстяным пледом, Заря напоминал себе полумертвого паралитика, за которым вот-вот должна явиться «милая девочка с длинной и острой косой…» Открыл глаза, потянулся, чтобы встать, но тело не послушалось, и он вяло повернулся на бок и снова задремал…
     Не проходящая усталость донимала Бориса последние дни.  Ноющая, неотступная, она сделала его мышцы безжизненными и поселилась в его костях неустанно грызущими мышами.  Борис нанимал лучших массажистов, но от их услуг пришлось вскоре отказаться.  После многочисленных сеансов желаемого облегчения не последовало, к тому же все время казалось, что под их пальцами мышцы отлепляются от костей, и вот-вот соскользнув со скелета, упадут под кушетку.