Так много меня, я еще не видела.  Возле одного зеркала я даже попрыгала так, что бы громадная голова, поменялась на мгновение габаритами с тонким как спичка животом.  Устыдившись этого своего порыва (мне было уже целых восемь) я огляделась – нет ли свидетелей.  Их не было.  Дяденька запускал людей по чучуть, что б они меньше сталкивались, и создавалась иллюзия одиночества в этом лабиринте.  И хотя я отлично знала, что от целой кучи народа меня отделяет лишь несколько перегородок, мне стало жутковато.  Возникший к лабиринту интерес, растаял.  Мне дико захотелось оказаться среди толпы, так мною нелюбимой каких–то пятнадцать минут назад. 
     Я принялась хаотично метаться по зеркальным коридорам.  (Как не странно, на моем пути не встретился не один человек).  Мне показалось, что лабиринт бесконечен, а зеркала, вроде бы, стали по чучуть сдвигаться.  Как в последствии объяснил моей маме доктор, все это симптомы клаустрофобии.  На тот же момент, я прибывала относительно этого, в блаженном неведении. 
     Тут я увидела выход.  Вернее первое о чем я подумала – вот «выход», так как в голову мне как-то не пришло, что это одно из зеркал сочиться мягким светом. 
     Я пошла в ту сторону, стараясь не переходить на бег.  Когда я наконец приблизилась, то обнаружила обычное зеркало.  Ни света, ни выхода.  Оно даже не было кривым.  Тут я буквально услышала голос брата:
     - Вот в этом зеркале, Аська, ты смотришься особенно смешно. 
     - Отстань.  – Буркнула я вслух. 
     Нужно было найти выход.  Сделав несколько шагов в сторону, я вновь увидела свет, боковым зрением.  В голову тут же пришла абсурдная мысль, что только так его и можно увидеть. 
     Резко развернувшись, (о чем тут же пожалела) я увидела, что зеркало уже не являлось таковым.  Теперь, оно более напоминало окно.  С видом на площадь. 
     Освещена она была факелами и мне это показалось странным.  В луна-парках использовались только электрические факела, (Что скажет инспектор по пожарной безопасности?) эти же несомненно являлись настоящими. 
     Площадь была пустынна.  Более того, она была мертва.  Это явственно чувствовалось каждой фиброй.  Внезапно я заметила какое-то движение. 
     Одинокая фигура, завернутая в пурпурное пересекала площадь.  « Неужели они устраивают такое представление для каждого».  – Пронеслось у меня в голове, хотя львиная доля моего сознания знала, конечно, что дело тут, обстоит иначе.  Детский мозг легче воспринимает любое искривление реальности.  Он скорее найдет выход, просто отразив его, как кривое зеркало, приведя в нормальный вид. 
     Площадь была мертва.  Как и город, в котором она находилась.  Это было ясно как Божий день.  Причем фигура эта, никоим образом не являлась проявлением жизни – это было яснее ясного. 
     Словно почувствовав, что за ней наблюдают, фигура замерла на месте.  Я невольно попятилась.  Голова ее резко обернулась в мою сторону.  Я не знала, сколько это - сто шестьдесят градусов, но даже ребенку было понятно, что голова просто не может поворачиваться под таким углом. 
     Поэтому факт , что под капюшоном ничего не оказалось, был воспринят мною чуть ли не с облегчением. 
     Хотя все же нет, что-то там было.  Вроде концентрированной темноты.  Свет факелов, (настоящих факелов) хорошо освещал всю фигуру, однако внутренней стороны капюшона, видно не было. 
     Все это вихрем пронеслось в голове.  Я обернулась что бы бежать, и обнаружила, что теперь все зеркала отражают площадь. 
     Фигура тем временем развернулась всем корпусом, и стала двигаться в мою сторону. 
     Липкий, обволакивающий страх, заставил меня застыть на месте.  Тело более не слушалось, истерично отдающего приказы, мозга.  Скорее всего, именно это испытывает мышь, глядя в глаза двухметровому удаву. 
     Сейчас фигура приблизиться ко мне, начнет покачиваться, я тоже начну покачиваться, ей в такт, а после, она обволочет меня этим пурпурным саваном…
      Вопрос сможет ли фигура пройти сквозь зеркало, как-то не стоял.  Мама читала мне «Алису в Зазеркалье», теперь становилось понятно, что старина Льюис Кэрролл что-то знал.  Этим объяснялось, так же, какого черта, математика вдруг потянуло на написание одной – единственной книги (ну, ладно двух, если считать «Алису в стране Чудес» отдельным произведением). 
     Внезапно, раздался вопль, который враз вывел меня из оцепенения.  Это был вопль чистого, неразбавленного ужаса, в котором не было и толики, здравого смысла.  Кричавший человек, или попрощался с рассудком, или же вот-вот собирался это сделать. 
     Крик этот, заставил фигуру вновь замереть на месте. 
     Несколько секунд мне понадобилось на то, что бы осознать – ору я. 
     С воплем, часть страха покинула меня.  Ровно столько, сколько нужно было, чтоб снова начать двигаться. 
     Я принялась вертеть головой, в поисках пути для отступления.  Нет, зеркала не отражали площадь, как мне вначале показалось.  Они были площадью.