Учиться поступишь.  Ну, как?
     – Не знаю, там видно будет, – уклончиво ответил Николай, но так как напористый шеф угро насел на него всерьез, сказал, как отрезал:
     – Нет, спасибо, товарищ майор.  Может, потом когда-нибудь.  А пока здесь останусь, на участке. 
     - Так и будешь пыль глотать?
     - Привыкать, что ли?!. .  А здесь всё бросать нельзя.  Надо же кому-то…
     22
     К вечеру облака, болтавшиеся над озером, словно сговорившись между собой, сбились в одну иссиня-черную тучу, и она, погромыхивая и посверкивая исподлобья злыми зарницами, двинулась на побережье.  Следственно-оперативная группа засобиралась домой. 
     К этому часу все необходимое было проделано: места происшествий осмотрены, следы зафиксированы, вещественные доказательства изъяты, немногочисленные свидетели допрошены.  Труп Овчинникова так и не нашли.  Это мешало следствию, а потому искали на совесть.  Шувалов, раздраженный богатырским гоготом собровцев, которые, побросав бронежилеты на песок, пенили воду у пляжа, грозно рявкнул и погнал бугаистых лоботрясов прочесывать местность.  Подключили и кинолога.  Прославленная на весь район овчарка Чара, однако, всех удивила.  Вместо того, чтобы взять след, она, покрутившись в овчинниковском дворе, вдруг поджала хвост и, поскуливая, выволокла кинолога за калитку.  Как ни пытался он вернуть за6астовавшую псину в исходную точку поиска, она только рычала, взвизгивала и, бороздя лапами землю, волочилась на поводке, как упрямый осел.  Собаку вместе с хозяином обложили нехорошими словами и махнули на них рукой. 
     Взмыленные собровцы, облазив всю деревню и ее окрестности, вернулись ни с чем.  Это никого не удивило.  Хватало вокруг мест, где можно было бесследно упрятать несчастного старика.  Например, в озере, с камнем на шее. 
     Первым закруглился следователь прокуратуры.  Исписав за день килограмм бумаги, утомившись и потеряв интерес к поисковым мероприятиям, он, косясь, на грозную тучу, залез в «джип» и более не показывался оттуда. 
     Собровцы, несмотря на то, что похолодало, опять собрались купаться, и Шувалов велел «броневикам» садиться в «автозак» и уматывать к чертовой матери. 
     Водитель грузовика, лицо вообще здесь постороннее, ходил за Белоноговым по пятам, вздыхал, поглядывал на небо и время от времени безадресно сообщал, что у него барахлит трамблер.  Начальник отделения дал ему в сопровождающие сотрудника и велел везти тела в морг.  Встав на подножку, водитель воровато заглянул в кузов, где рядком лежали три длинных брезентовых свертка, и поспешно юркнул в кабину. 
     Последними разошлись по машинам Шувалов и Белоногов.  Начальник отделения оглянулся на Воронкова. 
     – Ты чего еще здесь? Ехай отдыхать.  Завтра часам к десяти будь в отделении. 
     И, хлопнул дверцей, угнездился на переднем сиденье «уазика». 
     Шувалов на прощанье протянул Николаю руку. 
     – Ладно, бывай.  Если Петя-Петя (так он величал Белоногова) достанет, приходи, возьму. 
     Машины укатили.  Коля подошел к мотоциклу, стоявшему у крыльца сторожки.  Переднее колесо чернело новой, «ненадеванной» резиной.  Воронков боком примостился на сиденье, и его любимец с маслянистым шипением амортизаторов припал к земле, словно могучий зверь, готовый сию минуту рвануться с места.  Но Николай не торопился вставлять ключ в замок зажигания, сидел, покачивая ногой и наблюдая приближение грозы. 
     Когда приехало начальство, он доложил всё, как есть, ничего не утаивая и не пытаясь выгородить себя.  Всё, за исключением некоторых мелочей.  Коля умолчал о странных бреднях сторожа и о том, что померещилось ему на склоне сопки перед тем, как он наткнулся на тело преступника.  Не стал он вдаваться и в подробности описания фигуры, которую наблюдал ночью в Овчинниковской усадьбе.  Сивцов, судя по всему, россказни свои тоже оставил при себе, хоть его и допрашивали долго и въедливо. 
     Да и было ли что на самом деле? При дневном свете, среди деловитой суеты, человек, вышедший ночью из дома Овчинникова, больше не казался Воронкову таинственным и страшным, а наваждение под обрывом и вовсе представлялось чепухой, игрой воображения.  Труп Прокопия, пока Коля спал, скорее всего, действительно, выкрали и спрятали преступники, а после уж в «глухом кумаре» перегрызлись между собой.  Сторож. . .  А что – сторож? Поживи с его в таком безлюдном, нехорошем месте, чего только ни почудится?!
     Коля не исключал также, что во многом виновата луна, которая прошлой ночью словно взбесилась и полыхала, как в последний раз.  Он где-то читал, что именно в такие ночи людей мучают тяжелые сны, больным вовсе становится худо, а маньяки выходят на охоту.  Недаром же в старинных преданиях в полнолуние порастали шерстью оборотни и упыри поднимались из своих прогнивших гробов.  Значит, содержится в лунном свете какая-то дурная сила, которая томит и тревожит, тащит на поверхность нелепые страхи и всякое такое, о чем человек обычно и не вспоминает.  Может, и тех, на горе, вдобавок к конопляному дурману заморочил лунный свет, так что они окончательно озверели. 
     Воронков вздохнул, поправил полог коляски, проверил, закрыт ли багажник.  Из сторожки показался Сивцов.  Намучившись за истекшие сутки, он весь как-то скукожился, утратил бодрость и превратился в не очень опрятного, изможденного старика. 
     Сторож подошел. 
     – Уезжаешь? Ну, бывай.  Дождем бы не накрыло. 
     – Нормально, – отмахнулся участковый.  – Не привыкать мокнуть.  Удачи тебе, Семен Иваныч.  Вам же дальше лагерь караулить.  Одним-то тут. . .  Я через пару дней заскочу.