А я думала…
     - Я тоже. 
     - Что – тоже?!
     - Тоже думал.  Что мое могущество продлится вечно.  Что меня будут ждать и любить.  Что меня никогда не предадут, - ответил мужчина, сверля девочку пронзительным взглядом через плечо. 
     Нум не знала, что ей ответить.  Она в растерянности пожала плечами.  Мужчина терпеливо молчал.  Повернув в один из бесчисленных пустых проулков, они двинулись на восток, и напряженное молчание пошло вместе с ними. 
     Расстояние между домами значительно расширилось, порой Нум замечала открытые лавки, но нигде не было видно ни души.  Это показалось девочке странным, но она не очень-то удивлялась внезапному исчезновению людей: мало кому захочется оставаться на улице, когда здесь появляются люди шахиншаха с обнаженными саблями.  Но вот что действительно обескураживало, так это абсолютная, даже какая-то водянистая тишина.  Нум удивленно озиралась по сторонам. 
     Ее размышления оборвал серебристый голос чужеземца:
     - Почему ты молчишь?. . 
     - Я узнала эту улицу.  Она ведет к мечети. 
     - И что именно тебя беспокоит?
     - Тишина, - в который уже раз Нум взволнованно оглянулась, но по-прежнему не увидела ни души. 
     Исчезли все, даже бродячие собаки.  Птицы молчали, а воздух дрожал, насыщенный запахами свежих фруктов, разложенных на прилавках, и в нем роились крохотные и словно бы живые пылинки – единственные во всем Тегеране, не потерявшие способность двигаться. 
     Незнакомец, казалось, не слышал ее ответа.  Он шел вперед не сбавляя скорости, а под полами его запыленной фараджии отчетливо угадывалось изогнутое лезвие ятагана.  Но несмотря на зловещие очертания оружия, спрятанного под одеждами купца и совсем еще недавно преградившего ей дорогу, девочка так и льнула к купцу, пока в испуге не уцепилась за руку. 
     - Интересно, почему здесь никого нет?. . 
     Голос малышки был едва слышен в вое ветра, внезапно ворвавшегося в проулок.  Ветер поднял с дороги белесую пыль, закружил ее над головами беглецов и бросил вверх, в отверстия, зияющие в сводах причудливых арок. 
     Мужчина снова рассмеялся.  На этот раз – загадочно. 
     - Никого нет, говоришь? Да здесь полно народу! – проговорил он, и в этот миг, как по волшебству, пыль, висевшая в воздухе, опала к ногам беглецов, и Нум увидела, что купец был абсолютно прав. 
     Улица кишела людьми.  Торговцы кричали у прилавков с засахаренным миндалем и румяным хлебом, нищие сновали туда-сюда в надежде выпросить у зажиточных горожан дирхем или хотя бы гнилое яблоко, покупатели толклись у прилавков, а совсем недалеко от Нум вдруг появилась подозрительно знакомая женщина и прожгла малышку вопросительным взглядом.  Девочка сразу же вспомнила ее одежды и ясные, оливковые глаза.  Не так давно эта женщина приходила в лавку Мохаммеда, чтобы выбрать платок для своей повзрослевшей дочери.  Этот последний штрих, дорисовавший картину сутолоки, шума и всеобщего движения, переполнил чашу терпения малышки, и она пронзительно закричала. 
     Казалось, вся улица обернулась к Нум.  Торговец вином из ближайшей лавки высунулся по пояс за прилавок, а нищий оборванец, как раз собиравшийся стащить у него невысокий глиняный кувшин, уронил его на камни и немедленно бросился бежать, поскальзываясь на сладко-красном содержимом. 
     Торговец возопил, багровея от ярости.  Но чужеземец среагировал быстрее, чем обманутый торговец сумел сделать очередной вдох перед тем, как разразиться новым воплем.  Он мгновенно пригнулся, подхватывая Нум под руку, словно она была не более чем свертком нарядной материи, и выхватил из-под полы ятаган. 
     Затмив само солнце своим убийственным великолепием, клинок засиял, счастливый тем, что вновь оказался на свободе, а мужчина одним коротким и почти неуловимым для глаза движением подцепил осколок кувшина за оставшуюся невредимой ручку – и метнул в торговца вином.  Тот инстинктивно пригнулся и чудом успел залезть под прилавок – осколок просвистел над его головой, не задев тюрбана. 
     Однако, вопреки надеждам мужчины и девочки, трюк с ятаганом и осколком кувшина лишь ненадолго лишил невольных зрителей самообладания.  Торговцы оправились довольно быстро.  Выкрикивая проклятия и расталкивая толпу локтями, они высыпали из-за прилавков, спеша на помощь своему собрату, но, к собственному невыразимому удивлению, столкнулись лишь с пустотой, образовавшейся на месте недавних возмутителей спокойствия. 
     То тут, то там раздались изумленные возгласы: мужчина с ятаганом и маленькая девочка исчезли с лица земли.  Базар кричал, обмениваясь свежими впечатлениями, но лишь немногие действительно видели, как это случилось: мужчина внезапно приник к самой земле, едва ли не распластавшись на камнях, и что-то тихо прошептал, одновременно подбрасывая в воздух горстку пыли.  Пыль стремительно расползлась в стороны и накрыла беглецов серебристо-белым облаком, а когда она рассеялась, ни девочки, ни ее странного защитника на прежнем месте уже не было. 
     
     
     * * *
     
     
     - Моя госпожа… - услышала Надия и приподнялась на своем ложе. 
     Расписной балдахин качнулся от сквозняка – невольница по-прежнему стояла в дверях и ожидала веления госпожи. 
     - Войди, моя верная Анадиль, - милостиво попросила Надия.  – Что случилось? Что-то не так в нашем… деле?
     - О, госпожа! – запричитала девушка, склоняясь до земли.  Шелка ее пышных одежд вспыхнули в ярком свете сотен светильников: Надия не жалела денег на наряды для своих невольниц, особенно для тех, кто были ее ушами и глазами во дворце шахиншаха.  – Браслет Траэтаоны исчез! Я спряталась в покоях нашего господина и слышала, как Хасид говорил везирю…
     Надия вскочила на ноги прежде, чем девушка успела договорить, и конец ее фразы утонул в шумном дыхании:
     - Как ты смеешь приносить мне дурные вести, о неблагодарная?! – возопила Надия, давясь возмущением.  – Немедленно отыщи Хасида и пришли его ко мне!
     Девушка заметно побледнела. 
     - Но Хасид мертв, моя госпожа… Везирь… Он убил его, едва услышал о том, что Хасид не справился… - пролепетала она, прячась за узорчатую колонну от гнева Надии, и как раз вовремя.  Наложница везиря схватила со столика драгоценный кубок – и, не раздумывая ни мгновения, запустила им в невольницу. 
     - Мертв?! – кричала она, колошматя руками по воздуху и разрывая на себе дорогие одежды – бисер и золотые монетки беззвучно рассыпались по коврам.  – О Хасид, мой Хасид! Что-то с тобой сделало это ничтожество! Этот гуль в обличье человеческом! Эта змея, притаившаяся в шкатулке с самоцветами! О мой драгоценный сын! О свет моих очей!. . 
     Женщина упала на колени и заголосила.  Ее руки взлетели к волосам и стали рвать прядь за прядью, сопровождая каждый новый рывок отчаянным воем. 
     Девушка-невольница прижала к губам побелевшие пальцы – тонкие и убранные десятками золотых колец – и выскочила за двери, поминутно спотыкаясь и призывая себе на помощь Аллаха.  Но, увы, помочь ей был не в силах даже всемилостивый и всемогущий. 
     
     
     * * *
     
     
     Нум притихла, понимая, из какой переделки ее только что вытащила сильная рука чужеземца, и подняла на него полный благодарности взгляд.  Но ее разъяренному спасителю, похоже, нужна была вовсе не благодарность. 
     - Я думал, ты смелая, Нум! – прошипел он, отпуская запястье девочки.  – Почему ты закричала? Ведь никто из этих людей не увидел бы тебя, если б ты не помогла им криком!
     - Прости, прости меня, ради Аллаха! Я не хотела… Просто все эти люди… Их не было, и вдруг они появились… - Нум все еще пыталась оправдаться, но ее слушали одни лишь камни да песок. 
     Купец же продолжал сыпать упреками. 
     - Нам нужно было миновать многолюдные улицы незамеченными, но ты все испортила! Думаешь, мне легко удержать Покрывало Ночи теперь, когда твой милосердный Аллах, - эти слова незнакомец выплюнул в песок, словно отравленную пищу, - лишил меня… всего, что я имел?! Я спасаю тебя, Нум, спасаю во имя Хаят, а ты пытаешься мне помешать!
     Мужчина смолк и устало прислонился к стене.