Тем временем эпилептик, потеряв над собой контроль, повалился в проём пушечной бойницы.  Он бился в судорогах и, упираясь ногами в ребристые стены амбразуры, медленно, но неумолимо, продвигал своё тело навстречу неминуемой гибели.  В тот момент, когда подоспевший стражник протянул руку, чтобы вызволить парня из каменного зева, юноша неожиданно выгнулся всем телом и, оттолкнувшись от выступа, сорвался вниз.  Он распрощался с жизнью у подножья родового замка, окропив смертельным багрянцем взгорбленные спины серых валунов. 
     
     После этой трагедии старый граф разразился всеми проклятиями, на которые был способен обезумевший в горе колдун.  Он наслал великую порчу на бедную, ни в чём не повинную девушку и на могиле сына поклялся именем дьявола отомстить за смерть единственного наследника, обвинив во всём случившемся только её. 
     Жизнь продолжалась, но для дочери землевладельца она круто изменилась не в лучшую сторону.  Бедняжка тяжело переживала, сожалея о случившемся в замке.  Вскоре неожиданно заболел, а затем и умер сын мельника.  Это стало большой трагедией для любящей девушки.  Но то, что произошло после, не вписывалось в рамки реальности и здравого смысла.  Бедняга стала замечать – всё, к чему бы она ни прикоснулась, непременно меняло свою сущность.  Если дотрагивалась до цветка – растение тут же увядало.  Погладив домашнего пса, на утро она обнаружила его мёртвым.  У её отца внезапно случился удар.  Вот уже несколько дней он лежал недвижим.  Сердобольная дочь винила во всех бедах только себя.  Наконец она дала себе слово не дотрагиваться ни до чего живого и стала неукоснительно соблюдать это правило.  Девушка забыла подруг.  Стала жить как затворница и начала всерьёз задумываться о монашеском уединении. 
     Она горевала по своей умершей матери и нередко в молитвах взывала к ней о помощи.  Мать приходила к несчастной дочери в её снах, и они подолгу беседовали, витая в облаках возле чудесных врат небесной обители.  После этих грез девушка просыпалась счастливой и отдохнувшей.  Жизнь уже не казалась ей такой пропащей, а в душе снова вспыхивали искорки надежды и веры в то, что все, в конце концов, наладится и беды умчатся в безвозвратную даль. 
     
     Однажды затворница решилась выйти в город, пройтись по знакомым улицам и исповедаться в храме, который так давно не посещала.  На главной площади, где в воскресный день собралось множество горожан, внимание девушки привлекла толпа людей, скучившихся вокруг седого безликого шарманщика.  Молод шарманщик или стар, толст или худ – определить было невозможно, так как лицо его до самых глаз скрывала засаленная повязка, а туловище укутывал длинный зеленый плащ. 
     Возле ног комедианта на полосатом коврике крутилась облезлая обезьяна.  Она исполняла мудрёные трюки под заунывные звуки ветхого инструмента.  Протиснувшись сквозь скопление зевак, девушка стала с улыбкой наблюдать за комическим представлением.  Неожиданно обезьяна прервала выступление.  Она пристально уставилась на нового зрителя и, оскалив свои жёлтые зубы, злобно закричала.  Пронзительный вопль перешёл в истерический смех.  Этот хохот казался таким громким и неестественным, что девушка, дабы не оглохнуть, прикрыла ладонями уши, опустила голову и зажмурилась.  Когда она вновь посмотрела перед собой, мерзкая тварь как ни в чём не бывало продолжала кривляться и гримасничать в угоду глазеющей толпе. 
     Девушка решила, что всё произошедшее ей пригрезилось, и виной тому нервные переживания, тяготившие её последнее время.  Иначе люди по-другому бы отреагировали на случившееся. 
     Затем её взгляд задержался на облепленных дорожной грязью полах плаща загадочного шарманщика.  Они спускались до самой земли, и когда комедиант в очередной раз повернулся, чтобы поклониться в ответ на аплодисменты зрителей, плащ слегка приподнялся, и девушка мельком увидела ноги владельца обезьяны.  Ступней, как и самой обуви, под плащом не оказалось.  Вместо этого в землю упирались два уродливых обрубка, туго затянутые в затёртые до дыр кожаные мешочки.  Без сомнения, это были копыта, а их владелец, наверняка, – сам дьявол! И когда девушка подняла голову, чтобы рассмотреть глаза незнакомца, их взгляды встретились.  В его зрачках на миг вспыхнул ослепительный свет.  Словно бриллиант сверкнул отшлифованной гранью.  В то же мгновение девушка почувствовала чью-то руку, осторожно спускавшуюся в карман её платья, где лежал гобеленовый кошелёк.  Это был молоденький беспризорник, одетый в жуткие лохмотья, грязный и босой.  Девушка ловко схватила незадачливого воришку за шею.  В ту же секунду раздался душераздирающий вопль, подобный тому, что прозвучал недавно из пасти злобной обезьяны.  Чтобы мошенник не вырвался, она взяла его за руки и сильно сжала запястья.  На его крики собрался народ со всей площади.  Толпа обступила место происшествия, шумно галдя, словно стая ворон, и возмущаясь беспредельной наглостью юного плута.  Неожиданно крик прервался, и люди уставились на мальчика.  На глазах у всех его руки стали покрываться отвратительными водянистыми пузырями, которые, лопаясь, расползались по телу краснеющими воспалёнными язвами.  Лицо подростка вдруг почернело, и он бездыханным рухнул на булыжную мостовую, выскользнув из ослабшей девичьей хватки мерзким слизистым угрём.  Наступившая тишина продержалась недолго.  Через мгновение среди горожан, словно возглас глашатая, прозвучало страшное слово – «ведьма».  И в один миг его подхватила вся толпа. 
     Через некоторое время несколько стражников, следивших за порядком на городской площади, уже вели бедную девушку к мрачному зданию, где располагался трибунал Святой Инквизиции.  Они шли быстро, брезгливо подгоняя её длинными копьями, выдерживая безопасную дистанцию.  Судьи не стали долго церемониться с ведьмой.  Посоветовавшись, они вынесли ей страшный приговор: «Сжечь на костре».  Но старый граф остался недоволен столь «мягким» наказанием.  Хотя суд Святой Инквизиции не подчинялся местным правителям и вельможам, он всё же прислушивался к их мнению.  Учитывая пожелания графа, приговор был ужесточён, и главный судья повелел сначала четвертовать ведьму, а уже потом бросить её останки в огонь.  Но злопамятный колдун не успокоился и на этом.  Чародей придумал более страшное наказание.  После четвертования девушки он приказал своему слуге тайно выкрасть отсечённые руки мученицы и принести их к нему в замок.  Затем велел одному искусному мастеру снять с них кожу и сделать добротные перчатки: – Они должны быть непременно рыжими, в тон волос этой змеи, – распорядился старик: – А оставшуюся плоть немедленно сжечь в раскалённой печи. 
     Спустя несколько дней пара красивых рыжих перчаток лежала на столе перед старым графом в ожидании своей участи.  Гнусный колдун долго ворожил над тем, что осталось от бедной девушки.