И темно, а ведь мы только за столом несколько часов просидели. 
     
     И дверь вместо витрины.  Наверное, я пьяна.  До белой горячки.  До зелёных фонариков.  Это всё Сай…
     
     Сай. 
     
     Валька Кречет.  Ладик.  Билл.  Матвеев.  Выпускной… Ночь выпускного… Теплоход. 
     
     Сигарета обожгла мне пальцы, и я выронила её, и она покатилась по подоконнику, брызгая искрами.  Да.  Вот оно.  ВЫПУСКНОЙ. 
     
     Дверь на кухню еле слышно заскрипела, и Сай сказал с порога:
     
     – А я и не слышал, как ты встала. 
     
     Растрёпанный, завернувшийся в плед, он перестал улыбаться, глядя, как я передвигаюсь по подоконнику – в угол, вжимаясь спиной в стекло. 
     
     – Не подходи, – сказала я.  – Не подходи ко мне!
     
     Сай шагнул к столу и сел, и я прикусила костяшки пальцев, чтобы не закричать. 
     
     – Вспомнила? – спросил Сай, только это не мог быть Сай, просто я наконец-то сошла с ума, – ведь если тот, кто сидел сейчас за столом, тот, кто был со мной в постели, если это – не Сай…
     
     Дверь скрипнула снова, и один из тех, с кем я пила вечером водку, – Валька?. .  – придержал её и спросил очень тихо:
     
     – Что, Сай?
     
     – Уйдите пока, – сказал Сай, не оборачиваясь. 
     
     – Оставишь им косточки обглодать? – спросила я и заревела. 
     
     – Что ты несёшь?!
     
     – Я несу?! – сказала я и заревела в голос.  – Ты же умер, Сай! Вы же все умерли! Вы умерли, Сай! Сай, вы же умерли!!. . 
     
     в скобках
     На выпускной я сшила себе чёрное платье.  Никаких излишеств, это было просто красивое вечернее платье, но чёрное, и никто не смог доказать мне, что чёрное на выпускной – нельзя.  По крайней мере, оно мне шло – я была в нём просто Джулия Робертс, и я это знала, потому что наши пацаны на меня смотрели – ещё как! – и, по-моему, историк наш… в общем, я была довольна собой. 
     
     Треклятая эта Маринка морщила нос от моего платья и что-то даже такое пыталась говорить – но она и всегда была дурой.  Кроме того, ревновала меня к Саю, это я знала всю жизнь, а Сай, между прочим, с ней даже не встречался, просто сопли ей вечно вытирал.  Он и ни с кем не встречался, наш Сай, и я надеялась на выпускной, где-то глубоко, не ближе пяток, но я надеялась. 
     
     Туфли у меня тоже были новые, тоже чёрные, и на высоченных каблуках.  Я выдержала в них вручение аттестатов, банкет с родителями и половину танцев.  Сай подошёл ко мне, когда я стояла в тёмном коридоре третьего этажа, стащив, наконец, туфли и громко дыша от облегчения. 
     
     – Пойдём, Лескова, – сказал Сай, возникнув рядом совершенно неслышно. 
     
     – Ой! Напугал, дурак! Куда?
     
     – Под лестницу. 
     
     – Не хочу я водку. 
     
     – Там и «Эрети» есть.  Пошли. 
     
     Я посмотрела на Сая мрачно.  Я безумно его любила, но нет бы пригласить на танец, а вот под лестницу, без туфель… И Маринка висела на нём весь вечер, правда, вид у Сая был при этом такой, словно он таскает на себе мешок с картошкой – грязный и тяжёлый.  Но болезненные блондинки, два вершка от горшка ростом, таких вещей не замечают. 
     
     – Ну, Эль! – сказал Сай и гладко, словно пару часов репетировал, выдал фразу, не свойственную ему совершенно: – Ты такая красивая в этом платье!
     
     – Только в этом платье? – не сдержалась я. 
     
     – И без платья, – быстро согласился Сай.  – Тьфу ты… в другом платье, в любом, ну чего ты ржёшь?! – и сам засмеялся, и всю дорогу до знаменитого закутка под лестницей у раздевалки мы хихикали, как дурачки, каковыми, в общем, и были – Сай прилично уже пьяный, да и я с девчонками успела принять немало. 
     
     Под лестницей было темно и мусорно, и пока Сай доставал спрятанные бутылки и стаканы, я думала только об одном: обуться? Или всё равно уже ноги мыть? Вымою сейчас в туалете и тогда обуюсь, решила я, принимая стакан. 
     
     – Мне поговорить с тобой надо, Лескова, – сказал Сай, чокнувшись «за аттестат» и выпив свою водку. 
     
     И всегда он с этого начинал, но что он придумал – на выпускной? Классная и так хвостом ходила за пацанами, особенно за Кречетом, который был пьян уже явно и почти безнадёжно. 
     
     – Что выдумал? – спросила я, потому что Сай явно нервничал, и, значит, дело его пахло криминалом. 
     
     – Да почему «выдумал» сразу? – возмутился Сай.  – Я не о том.  Я тебе хотел сказать просто… то есть, не просто… Ты, Элька, вот что, – мы же друзья?
     
     – Ну да. 
     
     – А можно ведь по-другому.  То есть… я хотел тебе сказать, я давно хотел, и ты ведь тоже, правда?
     
     – Что – я тоже? – шёпотом спросила я, чувствуя, как надежда моя рвётся из пяток – в коленки, и коленки у меня задрожали. 
     
     – Я тебя давно хотел спросить… и сказать… – Сай едва не заикался, наш Сай, автор великих проектов, стратег и тактик, мямлил, как Ладик на алгебре. 
     
     И шаги на лестнице, и голоса, и очередная партия ввалилась в закуток пить водку, и не успел он тогда мне ничего сказать, только шепнул на ухо:
     
     – Я на теплоходе скажу. 
     
     Я мыла в туалете ноги, переполненная сладким восторгом.  Туфли не жали мне больше, и я танцевала в упоении и под голос Матвея, и под магнитофон, когда Матвей играть больше не стал, и трижды я танцевала с Саем, а на белый танец я пригласила историка, и Сай стал мрачен и снова пропал из актового зала – под лестницу у раздевалки, куда же ещё. 
     
     У них было много водки, у наших пацанов, и половину её они оставили на ночь – на теплоход.  Были там и девичьи запасы, и всё это перед приходом заказанного автобуса мы тщательно распихали и упаковали – в сумки, за пояса штанов, в Ладиков огромный «дипломат», и сигаретные пачки в лифчиках кололи грудь половине девчонок класса. 
     
     До порта мы доехали без приключений, 10 «Б» в полном составе – 28 человек, с учителями и родителями – 36, но мы вполне обоснованно надеялись, что учителя и родители засядут в какой-нибудь кают-компании со своим спиртным, они ведь тоже люди, и у них тоже праздник.  Сай в автобусе уселся рядом со мной, а Маринку утешал кто-то на заднем сидении, потому что даже она всё поняла уже про меня и Сая, она хлюпала на весь автобус, а я сидела и гадала: сейчас мои одноклассники это узнали или знали всегда, а я была дура, а не великая актриса, и ведь я думала, что Сай… Но Сай сидел рядом со мной и молчал, глядя на Ладиков «дипломат», лежащий у него на коленках, наверное, репетировал про себя, что он мне скажет.  Сай…. 
     
     Конечно, все они были пьяные, и, конечно, не стоило им затевать скандал, когда классная, до смерти за этот день уставшая от в одночасье ставших взрослыми питомцев, стала стеной у трапа на теплоход и велела показать содержимое сумок.  Возмутились все, но нехотя щёлкали застёжками, да и чёрт бы с ней, с этой водкой, тем более что за пояса к нам заглянуть никто не догадался.  Спиртное медленно и неуклонно извлекалось и складировалось у трапа; сверху, на теплоходе, ржали в голос матросы; учителя и родители молча сыпали из глаз искры, но Сай…
     
     – Я не буду ничего вам показывать, – сказал Сай. 
     
     – Ордер на обыск сначала! – заявил Валька Кречет, уже стошнившийся в школьном туалете, но запала не потерявший. 
     
     – Хорошо, – кротко сказала классная.  – Кто ещё не будет сумку показывать?
     
     – Я не буду, – сказал Билл.