– А я всегда был везучий, – сказал Сай. 
     
     – Может, у вас, мальчики, женщин здесь нет? – спросила Элька.  – Я вам не для этого понадобилась?
     
     – Здесь всё есть, Лескова.  Даже женщины, – сказал Сай, а Валька продолжал разглядывать её – так можно было изучать карту острова или текст роли, и ей стало противно. 
     
     – И что – не удовлетворяют? Или трупный запах достал? Здесь же все мёртвые, я правильно поняла?
     
     – Эль…
     
     Но она знакомым с детства жестом показала ему: «Заткнись!»
     
     – Ты мне объясни – как я сюда попала? Я ведь сигаретки шла покупать, а не дома перед зеркалом медитировала.  Был бы ты здесь один – я бы, может, и поверила в неземную страсть. 
     
     Валька вдруг улыбнулся ей, и Элька вздрогнула от его улыбки. 
     
     – Какие глаза у тебя стали, Кречет… Хоть ты мне скажи – вы умерли или нет?
     
     – Да, – сказал Валька.  – В твоём разумении – безусловно.  Но ничего плохого мы тебе не сделаем.  Не нужно нас бояться. 
     
     – Я стараюсь, – сказала Элька, не отводя от Кречета глаз.  – Извини. 
     
     – Не стоит.  Если тебе очень важно знать, как ты здесь оказалась…
     
     – Да не слишком.  Ты скажи – зачем. 
     
     – Чтобы разрешить сложившуюся благодаря тебе ситуацию, – сказал Кречет.  – Беспрецедентную.  Видишь ли, Сай… В отличие от нас он не умер. 
     
     – Как трогательно.  Я-то чем могу помочь? Убить его, что ли?
     
     – Ну это вряд ли поможет, – сказал Сай.  – Я ведь уже тонул.  Они утверждают, что я не могу умереть из-за тебя.  Из-за нашей с тобой неземной страсти. 
     
     – Чушь какая!
     
     – Да, вот такой эксклюзив, – сказал Валька.  – Уникальное чувство, не имеющее пределов… Есть даже такие стихи, ты, вероятно, их помнишь. 
     
     – Какие стихи ещё, господи?!
     
     И тогда она увидела в Валькиной руке обугленный листок. 
     
     (Огонь в раковине на кухне, высокое жёлтое пламя, страницы распадались в золу – все до единой… «Диван Тамарита». )
     
     – Возьми, – сказал Кречет. 
     
     …«Не опускается мгла,
     не подымается мгла,
     чтобы я без тебя умирал,
     чтобы ты без меня умерла»…
     
     …Удивиться… я должна удивиться пророчеству… мгла опустилась, а ты не умер без меня… значит, нужно вдвоём, может быть, вдвоём…
     
     – Прямо Шекспир, – сказала Элька.  – Было бы с кем другим – не поверила бы. 
     
     – Это Лорка, – поправил Кречет. 
     
     – Я знаю, – сказала Элька.  – Налей мне ещё, Валечка.  Всё-таки я сплю, наверное. 
     
     – Может быть, тебе хватит? – спросил Кречет. 
     
     – И как – сон? – спросил Сай.  – Кошмарный?
     
     – Нет, – сказала Элька.  – Валька, ты налей, я не напьюсь.  Нет, это хороший сон.  Мне снилось иногда, что ты живой.  Потом я просыпалась, и вот тогда был кошмар.  Я согласна в этом сне… что угодно.  Не просыпаться бы.  Я рада, мальчики, что вы живы… так или иначе… А всё остальное – чёрт с ним.  – Она выпила водку залпом, и Кречет налил ещё.  – Я всё сделаю, что от меня нужно, только можно я тоже тут останусь, с вами.  Только вы мне скажите, просто любопытно, что вы здесь делаете? На корабле.  А корабль большой?
     
     – Большой, – сказал Сай.  – Огромный корабль.  Мы шли с тобой вдоль парапета, помнишь? Так это не парапет – это борт. 
     
     – А за бортом? Море?
     
     – Скорее, океан. 
     
     – А как он называется? Не Стикс?
     
     – Стикс?
     
     – Ну да, – сказала Элька. 
     
     – И мы плывём на ладье Харона? – серьёзно спросил Сай и вслед за Элькой засмеялся, они ржали, как шестнадцатилетние, сгибаясь пополам от смеха, но только вдвоём и не в такт, нет, не в такт качке Корабля…
     
     
     
     в скобках
     И не было холодно, а может, просто от шока он не успел замерзнуть.  И не успел наглотаться воды, потому что с головой ушел под воду, только когда его стукнуло по затылку, а вынырнув, стал хвататься руками за лодку, ставшую неожиданно маленькой.  Да это же гитара, Матвеева гитара, понял он, отплевываясь, и тут волна ударила ему в лицо, в открытый рот, и вода была почему-то солёной, и он ни черта не видел вокруг, кроме тёмного чехла Матвеевой гитары.  Уже унесло от лодки, меня отнесло в сторону, надо плыть, думал он, барахтаясь и всё цепляясь за клятый этот чехол, а потом вдруг увидел прямо перед собой чёрную стену до самого неба, и оттуда, с неба, что-то кричали, и на лицо ему упал свет, и он зажмурился, и тогда его схватили за шиворот, а потом подмышки – не за волосы, нет, значит, я не тону, а стена – это же борт, борт теплохода, мы доплыли, хау! И тут он вспомнил про парней и стал вертеть головой по сторонам, но его уже втащили, перевалили через стену, и он оказался сидящим на палубе теплохода и прижимающим к себе Матвееву гитару, так и не выпустил, ну и здорово, но Матвей? где Матвей? И в двух шагах от себя он увидел Вальку, Валька стоял на четвереньках в круге зеленого света, и его тошнило, тошнило на палубу, а палуба была – один в один асфальт, и над асфальтом стоял чёрный фигурный столб с фонарем на верхушке. 
     
     Разве на кораблях есть фонарные столбы, подумал Сай, и тут его тоже затошнило, и он принялся сглатывать солёную-солёную слюну, потому что тошниться было нельзя, ведь где-то здесь, может быть, и совсем рядом, была Элька, к которой он доплыл (мокрый и опозорившийся, раз его втаскивали на борт как котёнка, – как котёнка, но тошниться он не будет, нет, только почему так солёно во рту?).  И он прижимал к животу гитару и смотрел на Вальку, около которого присел на корточки человек (в одежде его было что-то странное, только Сай не понял – что) и протянул Вальке платок, белый, большой платок, а Валька попытался встать, но не смог, свалился на бок, и взял платок, и начал вытирать лицо одной рукой, на локоть второй он опирался, а этот, странный, что-то тихо ему говорил. 
     
     И ещё говорили какие-то люди, где-то рядом с Саем, и Сай обернулся, но они, оказывается, говорили не с ним.  Их было трое или четверо, и они перетаскивали через борт мальчишку, с мальчишки текла вода, и когда его положили около Сая, Сай понял, что это – Матвей, и попытался отдать ему гитару, но Матвей не брал, и гитару у Сая забрали эти люди, а Матвея они перевернули на живот и что-то стали с ним делать, и Сай отчетливо услышал: «Тоже наглотался». 
     
     Тот, кого он увидел первым, отстал, наконец, от Вальки, и подошёл к нему, к Саю, и сказал:
     
     – Как ты, парень?
     
     Сай всё-таки сплюнул на палубу – иначе не смог бы говорить – и спросил, задрав голову:
     
     – Это же «Чайковский»?
     
     – Чайковский?. . 
     
     – Теплоход, – сказал Сай.  – Мы хотели вас догнать, – и сплюнул снова.  – Лодка перевернулась. 
     
     – Ты можешь встать, парень?
     
     – Могу, – сказал Сай и встал, и его сильно качнуло в сторону, но он удержался на ногах и спросил опять: – Это «Чайковский», да?
     
     – Нет.  Идём, переоденем тебя. 
     
     – Не надо, – сказал Сай.  – А мы… А вы… вы всех вытащили? У нас лодка перевернулась.