С момента Сониного рождения отдалялся и отгораживался от нас.  Толик был не как мы.  Он был весь здесь, в примитивной реальности.  Он не мог уходить глубже, потому ничего не понимал. 
     -А что он должен был, собственно понять?
     -То, - говорила Раиса нараспев, неподвижно глядя перед собой и лунатично раскачиваясь вперед-назад, - что наша Соня, существо более совершенное, чем большинство людей.  Эволюция продолжается.  Наша дочь – представительница особого вида, единственное в своем роде существо, новый виток.  Я не знаю всех ее способностей.  Их не знает никто.  Толя боялся ее и все время хотел убежать.  Открыл свое дело, эти грузоперевозки, вы же знаете.  Он просто не хотел быть дома.  Его все тянуло в дорогу. 
     -И вы думаете, он сбежал?
     -Нет.  Мне был сон о Толике как раз в ту ночь, когда он исчез.  Помню, он ехал сквозь дождь, в его машине играло радио.  Это был Джо Кокер.  Какая-то ночная радиостанция.  Ночные радиостанции вообще очень опасны.  В темное время суток человеческое сознание немного сдвигается.  Ночью все мы воспринимаем мир немного не так, как днем.  Потому-то люди и боятся ночи и темноты.  Мы мало знакомы с этой картиной мира, ведь бодрствуем-то днем, а ночью чаще всего спим, и мир, каким он становится в темноте, кажется нам страшным.  Так и с ночными радиостанциями.  Эфир ночью более проницаем для неорганических существ, и люди более восприимчивы.  Там, в этих передачах, можно услышать разные шумы.  Странные помехи, очень странные.  Иногда они похожи на голоса. 
     Она помолчала, вслушиваясь.  Сейчас эфир тоже был наполнен шумом.  Радиоволны проходили через тело Раисы, следователя и через тела всех живых существ на Земле, но оставались недостижимы.  Женщина снова стала раскачиваться и говорить, невыносимо растягивая слова, напевая целые фразы:
     -И Толик тоже услышал.  Он боялся уснуть, а, когда борешься со сном, сознание сдвигается еще глубже.  Знаете, Густав Майринк говорил, что этот мир, знакомый нам – это еще не весь мир.  Реальность имеет свой реверс с большим количеством измерений, которые в нормальном состоянии не доступны нашим органам чувств.  Прием некоторых препаратов, например, психоделических наркотиков, позволяет отдельным людям взглянуть на реальность в немного других ракурсах, но, увы, на практике это ничего не дает.  Они просто видят, но не могут использовать ни информацию, ни объекты других измерений. 
     -Ваш муж перевозил наркотики? Принимал? Или вы?
     -Нет-нет.  Он боялся всего этого, а мне наркотики не нужны.  Я могу использовать многослойность мира, в отличие от наркоманов.  И в отличие от вас.  Вы меня даже не понимаете.  Я говорю вам о том, что Толя ехал ночью, и слушал Джо Кокера на волне одной из ночных радиостанций.  Реверс его восприятия немного сместился.  Он слышал шум в эфире, помехи - как будто антенна повреждена или радиоприемник никак не может подстроиться, чтобы поймать чистую волну.  И вот, когда Дож Кокер кончился, и должен был заговорить ди-джей, Толя услышал голос, состоящий из помех.  Слова из шума, понимаете? Это не был голос ди-джея или какого-нибудь человека.  Если бы Толя был в обычном состоянии, а не боролся со сном под песню из радиоприемника, он бы ничего не расслышал, просто помехи, и все.  Но он был готов, и голос сказал ему: «Не возвращайся домой»…
     -То есть, голос из вашего сна предупреждал его о чем-то? О какой-то опасности?
     -Нет, не было никакой опасности.  Он не предупреждал, а просил.  Голос сказал: «Не возвращайся домой, папа»…
     
     ***
     
     Раисе, несомненно, требовалась медицинская помощь, и следователь разыскал ее родных и родных ее мужа, чтобы было кому присмотреть за Соней. 
     Девочка тихо перемещалась по дому, брала еду из холодильника, перекусывала и уходила к себе.  Она казалась совершенно беззащитной, ее нельзя было бросать одну или отправлять в приют.  Даже следователь почувствовал, насколько хрупок мир этого странного существа.  В самом деле, как тончайший рисунок на рядах стеклянных пластин.  Его было очень просто исказить или разрушить. 
     Приехали родители Раисы и мать Толи.  С их появлением, у женщины началась глубокая депрессия.  Она видела, что все ее родственники – не настоящие.  Они были людьми, но нечто выдавало в них иную природу.  Соня тоже была чужой, однако, она представляла собой существо высшего уровня, в то время, как мать Анатолия и родители самой Раисы являлись в определенном смысле недолюдьми.  Их собственные души не раскрылись, не развились полностью, и подрагивали внутри и вне тел, подобно усохшим конечностям инвалида. 
     Раиса не выходила из комнаты, потом перестала вставать с постели, погрузившись в свои путешествия вне тела окончательно и бесповоротно. 
     Ее родители хотели отправить Соню в интернат, говорили, что так будет лучше для девочки.  Она сможет выучить азбуку глухонемых, у нее появится возможность общаться с людьми.  Соня даже сможет получить образование, возможно, какую-то профессию.  И еще у нее будут друзья и подруги…
     Даже сами советчики понимали, что их благоприятные прогнозы относительно будущего Сони – полный идиотизм. 
     В это время девочка сидела в прихожей, прижав к уху телефонную трубку, и отрешенно смотрела в стену перед собой. 
     Дело закончилось тем, что мать Андрея решила забрать внучку к себе, в Сивую Гать. 
     Раиса была помещена в психиатрическую больницу, и врачи не давали позитивных прогнозов.