- Да, именно.  Я никогда не спрашивал Вас, где будет находиться маленький Ксавье после того, как покинет стены моей лаборатории… У Вас дома?
     Алекс пристально посмотрел в глаза собеседника, потом медленно ответил:
     - Да… а что, нельзя?
     - Ну, как Вам сказать… Я, конечно, ручаюсь за свою работу, но все-таки, что, к примеру, Вы будете говорить, если в дом придет кто-то посторонний?… Одним словом, давайте сделаем вот что: Вы оставите сына у меня и будете приходить к нему в любое время дня и ночи.  Хорошо?
     Алекс опустил голову и ничего не отвечал.  Антуану стало жаль его. 
     - Но, послушайте, милый месье Альтофф… У меня же в лаборатории прекрасные
     условия – Вы сами могли в этом убедиться тысячу раз.  Мальчик будет лежать в стеклянном контейнере, с определенной температурой воздуха, я отведу ему отдельную комнату. 
     Алекс упрямо покачал головой. 
     - Нет, ничего не выйдет.  Мой сын не любит чужих людей. 
     Тогда Антуан, с отчаянием, точно бросаясь в ледяной омут, схватил Алекса за плечи и приблизил к нему свое лицо. 
     - Я не чужой, месье Альтофф.  Я… влюблен в Вашего сына. 
     Он отпустил плечи Алекса и хмуро отвернулся.  Пусть вызывает полицию, наплевать!
     Но Алекс искоса смотрел куда-то в угол. 
     - Влюблены? – тупо переспросил он. 
     Антуан страдальчески смежил веки. 
     - Да, черт возьми, да, да, да! Вашего мальчика нельзя не любить…
     Неожиданно Алекс улыбнулся в ответ мягкой, беспомощной улыбкой. 
     - Пожалуй, вы правы, профессор.  Конечно, маленький Ксавье может очаровать любого… Знали бы Вы его живым!
     И месье Альтофф закрыл руками лицо.  «Какие красивые у него руки, какая утонченная форма пальцев…» - изумился про себя Браун.  Он неслышно приблизился к Алексу и осторожно провел ладонью по его волосам.  Алекс вдруг заплакал жалобно, как мальчик. 
     Спустя полчаса, Антуан ходил взад-вперед по кабинету и говорил красивому человеку с темными, заплаканными глазами странные, противоречивые вещи:
     - Со мной происходит что-то страшное, Алекс, милый.  В последнее время я все больше чувствую, что вся моя жизнь, все, что я делаю, является продолжением какой-то прежней истории.  Моим скальпелем водит чужая рука, моим голосом говорит другой человек.  С чем это связано – ума не приложу, но он, этот ужасный человек, постоянно стоит за моей спиной, когда я бальзамирую, и горячо дышит в затылок.  Он постоянно твердит мне, что мертвые должны воскресать для какого-то дурацкого Царства Смерти.  Вот сегодня я видел во сне Вашего сына…
     - И что же? – живо переспросил Алекс, до сих пор безмолвно наблюдавший за мечущимся по комнате Антуаном. 
     - Он сказал мне, что воскреснет, как только на его плече появится бабочка.  Какая бабочка? Откуда?
     Алекс поднялся, подошел к Брауну и осторожно, точно ребенка, попытался усадить его в кресло. 
     - Во-первых, сядьте.  Может быть, Вы нездоровы, месье Браун? Вы, должно быть, сильно переутомляетесь последнее время… Дайте Ваш пульс!
     Антуан послушно протянул руку и мучительно откинулся на спинку кресла. 
     - Да нет, пульс в порядке… Давайте-ка я отвезу Вас домой и уложу в постель: полежите недельку – и все как рукой снимет.  Меня тоже иногда мучают дурные сны, но ведь я же не делаю из этого трагедии…
     Антуан резко встал и похлопал Алекса по плечу. 
     - Все, месье Альтофф! Не мешайте мне больше! Лежать мне некогда – я должен проверить температуру раствора и подготовить инструменты.  Загляните через пару месяцев – и Вы увидите, что Ваш заказ выполнен.  Об остальном поговорим позже.  Идите же, оставьте меня одного…
     - Но профессор…
     - Все, я сказал! – Антуан произнес это резким, недовольным тоном.  В глазах его заиграли злые огоньки.  – Уходите, Алекс! Я знаю, как тяжело Вам будет одному, но я просто должен на некоторое время расстаться с Вами.  Я и сам не знаю, почему.  Знаю только, что так будет лучше для нас троих – для Ксавье, для Вас и для меня. 
     Алекс молча пошел к выходу.  У самой двери он круто обернулся и пристально посмотрел на Брауна. 
     - Прощайте, профессор Браун… Антуан, прощайте!
     Антуан насмешливо поклонился:
     - Чао, Алекс!
     Оставшись один, он долго, неподвижно смотрел в пространство перед собой.  Лети, птенчик! Теперь, когда я тебя выгнал, мне будет легче разобраться в том, что же все-таки происходит.  Он услышал, как где-то внизу черная, тяжелая дверь с номером «87» захлопнулась за его гостем. 
     .  .  . 
     На этот раз Ксавье … нет, Жан… дорогой, любимый Жан явился в короткой набедренной повязке – такие повязки он видел на египетских мальчиках в школьном учебнике по древней истории.  Соколенка на его плече уже не было.  Антуан страдальчески улыбнулся ему. 
     - Чао, Антуан! Чего ты лежишь – вставай! – мальчик взял его руку и, озорничая, легонько царапал ее. 
     Паренек снова повел его через спящий город, прямо к дверям лаборатории. 
     - Ну, что ты опять испугался, размазня? Пойдем поглядим на мое тело!
     Антуан согласно кивнул.  Он послушно смотрел на подростка в растворе, пока тот, другой, тихонько дул ему в шею. 
     - Слушай, Антуан! Дела идут неплохо, скоро я, должно быть, воскресну.  Сейчас ночь, а утром ты возьмешь скальпель и снимешь кожу – на груди и вот здесь, на бедрах.  Видишь – она слегка потемнела… И вообще, ты ведь, кажется, обещал моему отцу сделать мне приличную кожу…
     Антуан беспомощно развел руками. 
     - Не сейчас, мой мальчик… Сперва я должен наполнить твои вены специальным бальзамировочным гелем.  Если он разъест кожу – я сделаю тебе новую, станешь еще краше.  Хотя краше, кажется, уже некуда…
     Он протянул руку к влажной, покрытой золотистым пухом, спине мальчика, но тот капризно отстранился и брезгливо сморщил носик:
     - Прекрати… Ты что, думаешь, если ты должен бальзамировать мое тело – то можешь вести себя как бульварный мальчишка?
     Антуан смущенно отдернул руку:
     - Прости, прости… Но почему ты говоришь, что я должен бальзамировать? Я, мальчик, никому ничего не должен…
     Мальчишка засмеялся.  Смех его был странным, неприятным - Антуану почудилось, будто кричит соколенок, упавший со скал. 
     - Глупый, глупый! Ты думаешь, от тебя так много зависит? Ты давно уже живешь чужой жизнью.  Вот ты бальзамируешь меня, я воскресну, и тогда…
     - Что? – упавшим голосом спросил Антуан. - Что тогда?
     - Ничего, Антуан.  Сам все увидишь.  Поторопись с кожей.  И помни про бабочку на плече, помни про бабочку, помни, помни…
     Сон кончился.