- Сначала я хотела перелезть через забор, я всегда хорошо лазаю…Но у тебя там, внизу, открыта калитка.  И никакой собаки нет. 
     -А если бы была? –Ниферон присел на край кровати и достал платок, чтобы вытереть заспанные глаза. - Или ночная стража тебя сцапала бы, а? Ты, я вижу, не из трусливых, но разве можно такой маленькой девочке одной ходить ночью? – Он пристально посмотрел в ее огромные зрачки – они, не отрываясь, следили за каждым его движением и при этом практически не шевелились.  «Точно волчонок! – улыбнулся про себя Ниферон – ишь, подстерегает добычу…»
     Девочка резко спрыгнула с кровати.  Она была в коротеньком платьице, едва доходившем до середины ее полных, белых бедер.  Широкий светлый кусок ткани, покрывавший голову, легко соскользнул на плечи, затем – на пол. 
     - Я не маленькая девочка, господин! Я - замужняя женщина.  И я знаю все, что должна знать женщина, поэтому пришла к тебе. - Она посмотрела в лицо Ниферону гневно, почти с вызовом. 
     -Так, понял…- он сделал над собой усилие, чтобы выдержать этот взгляд, не улыбнувшись. - И что прикажешь мне с тобой делать, а, моя госпожа? Скоро взойдет солнце, тебя хватятся…
     Большеротая девочка упрямо тряхнула головой:
     -И пусть хватятся! Она приблизилась к Ниферону и медленно опустилась на колени, обхватив его ноги.  Он в изумлении попытался отстраниться, но не смог: казалось, никакая на свете сила не сможет разомкнуть прохладный плен ее ладоней.  – Я не прошу на мне жениться, господин…Я люблю тебя, люблю с того самого дня, когда ты впервые шел мимо дома моего мужа.  Заклинаю тебя, умоляю, сделай со мной то, что делаешь со своими рабынями, у тебя ведь нет жены…А утром я уйду и никогда больше не напомню о себе.  Прошу тебя, господин!
     Девочка с мольбой уткнулась носиком в его колени, и Ниферон почувствовал, каким лихорадочным жаром пылает ее лицо.  Ужас, ужас!
     Ниферон провел ладонью по жестким, сколотым сзади волосам. 
     - Послушай, девочка… я ведь даже не знаю, как тебя зовут…
     Темная головка дернулась, и горящие в темноте глаза звереныша уставились в его лицо. 
     - Какое это имеет значение, господин? Этой ночью я твоя рабыня.  Разве у рабынь спрашивают имя? Но, если тебе так хочется знать, меня зовут Рат. - Она шмыгнула носом и добавила: - А Тиле всегда звал меня «голубенок Чуф», в честь одного маленького голубя, которого я спасла от кошки… Он потом жил у нас, и кошка все-таки его задрала, было так жалко! – Она сморщила лицо, изображая злобную кошачью мордочку. 
     Ниферон засмеялся, мягко поглаживая девочкины волосы:
     - «Тиле» – это имя твоего мужа?- поинтересовался он. 
     - Да нет же, Тиле – мой сводный брат, я скучаю по нему ужасно. - Личико ее погрустнело. - А знаешь, - девочка отпустила колени Ниферона и лукаво посмотрела ему в лицо, - когда я еще жила дома, мы с Тиле часто ходили в заброшенный сарай… Там было так хорошо и отчего-то всегда пахло свежими стружками.  Мы садились на доски… и Тиле гладил меня вот здесь…- она схватила руку Ниферона проворными, пухлыми пальчиками и потянула вниз, туда, где заканчивался подол коротенького платья. 
     Ниферон отдернул руку и в ужасе вскочил. 
     - Девочка, ты что? Разве может мужчина прикасаться к женщине, если он ей не муж? Как ты могла подумать про меня такое?
     Голос Ниферона то и дело предательски вздрагивал, он искал слова – и не находил их.  Маленькая соблазнительница покорно взглянула на него и вдруг тихо, беспомощно уткнулась уткнулась носом в краешек пышной, как тесто, перины.  По вздрагивающим плечикам Ниферон догадался, что она плачет.  Гнев постепенно сменялся щемящей жалостью к этой дурочке.  Несчастный, исковерканный, изнасилованный ребенок! Что с нее взять, с такой вот малышки, - она ведь начала спать с мужчиной задолго до того, как превратилась в девушку.  Недаром он, Ниферон, всегда презирал эти ужасные плотские отношения между мужчиной и женщиной.  В них так много звериного, зверского! А беременность, роды! Но как объяснить все это девочке? Да и стоит ли объяснять?
     Ниферон сел рядом с девочкой, взял обеими ладонями ее растрепанную голову и положил к себе на колени. 
     - Послушай меня, голубенок,- мягко начал он. - Ты – очень хорошая, очень красивая девочка.  Но я не могу сделать того, о чем ты сегодня просила.  У меня действительно нет жены, но это не значит, что я сплю со всеми подряд, даже с рабынями, как ты меня только что упрекала.  В этом доме ты не встретишь ни одной рабыни… Я всю жизнь был слишком занят, чтобы интересоваться женщинами, но, видят боги, ни одной из них не оскорбил даже нескромным прикосновением.  У людей моей профессии на этот счет особые правила: из ста бальзамировщиков едва ли найдется хоть двое женатых.  Пока мы молоды – брезгуют нами, когда становимся зрелыми и знаменитыми – начинаем брезговать сами.  Есть даже одно распространенное суеверие – я, правда, в него не верю, но очень многие верят – что бальзамировщик не должен прикасаться к живому телу чаще, чем к мертвому.  Иначе мумии, которые он делает, никогда не оживут для загробной жизни. 
     Девочка , во все глаза глядевшая на Ниферона, перестала плакать, лишь изредка судорожно всхлипывала. 
     - Но как же, господин, они всю жизнь живут без женщин? И детишек у них нет?
     -Детишек, как правило, нет – я, например, за всю жизнь не встречал ни одной династии бальзамировщиков.  Зато есть ученики: каждый из нас должен передать свои знания хотя бы одному талантливому юноше.  А насчет женщин… тут, моя голубка, все зависит от темперамента человека.  Кто-то пьет специально приготовленные настои диких трав, кто-то обходится и так…Когда ты по несколько дней и ночей подряд не выходишь из лаборатории, становится не до женщин, да и вообще не до кого: лишь бы выспаться.  Есть, правда, среди нашего брата люди с совершенно противоестественными наклонностями, и их немало. 
     Я сам знаком с несколькими, про которых точно знаю: у них не все в порядке с головой – выберут женский труп посвежее да покрасивее и…
     Ниферон сделал сам себе запрещающий жест рукой: что-то уж больно разболтался при девочке.  Но девочка прекрасно поняла, о чем он говорит. 
     - Зачем ты стал бальзамировщиком, господин?- печально спросила она. - Это ведь так ужасно…И жениться тебе нельзя…
     Ниферон рассмеялся. 
     - Захотел бы – женился, кто бы мне смог запретить? Но я и сам никогда не имел подобного желания – слишком уж хорошо одному. 
     Девочка перебила его:
     -А разве одному хорошо? Я вот, например, совершенно одна в этом городе, особенно сейчас, когда мой муж уехал…Конечно, порой он бывает просто невыносимым, и делает мне страшно больно.  Но с ним хотя бы можно поговорить…- она горько вздохнула, как вздыхают после долгого плача двухлетние дети. 
     -Ну, ты еще малышка…Со временем поймешь, как прекрасно одиночество.  Его главная сладость в том, что не надо ни с кем делить свою душу, разрывать ее на несколько частей. 
     Девочка удивленно посмотрела на него. 
     -Ты разве жадный?
     -Почему?- Ниферон удивленно поднял смеющиеся брови. 
     -Да вот, не хочешь делиться…
     - Да нет, я все равно делюсь… но только тогда, когда сам этого хочу.  У меня есть друг, его зовут Бек, кстати, знаменитый бальзамировщик.  В моем доме живет мальчишка – приемыш, твоих лет герой, и такой же любопытный,- Ниферон сдержанно улыбнулся, вспомнив о Фидеке. - Когда закончит школу, хочу посвятить его в свое ремесло. 
     - А если он, этот твой мальчик, не захочет?
     -Что не захочет?- удивился Ниферон. 
     -Ну, быть бальзамировщиком и никогда не женится. 
     Ниферон , усмехнувшись, потрепал девочку по плечу. 
     - Захочет, моя радость, непременно захочет.  Бальзамировать начинают в том возрасте, когда еще не задумываются о женитьбе, а про остальное я тебе уже говорил.  К тому же, Фидек, вероятно, и так никогда не женился бы.