Ниферон молча наблюдал за ним. 
     «Даже не верится , что тут сам фараон…И стражи никакой нет… А почему к нему никто не приходит, учитель?»
     _ « Потому что в таком виде как сейчас он для людей просто не существует.  Они представляют себе фараона или живого, или мёртвого.  Живым он быть перестал, а в мёртвого ещё не превратился.  Вот мы с Хори его помаленьку превращаем.  Ты же видел, в городе уже готовят пышные похороны.  Тогда и воздадут фараону все мыслимые и немыслимые почести.  Нас с тобой и близко туда не подпустят, уже прибыла знать со всех городов.  Так что смотри сейчас, пока для других он не представляет интереса…» Ниферон склонился над своими растворами.  Мальчик обошёл вокруг стола, на котором лежал Фараон, готовящийся стать мёртвым в глазах подданных.  И вдруг его осенило. 
     -«Учитель! А Анубис уже ввёл душу Фараона в зал Двух Истин? Или боги тоже будут ждать, пока он станет мумией?»
     Ниферон поднял голову и посмотрел на Фидека так, точно видел его впервые.  « Вот про твоего Анубиса не знаю, мой мальчик… А я из-за тебя мог перепутать растворы.  Уймись- ка ты на полчасика…» Фидек, пристыжённый, умолк.  Он не видел, что глаза Ниферона смеялись. 
     
     .  .  . 
     Похороны Рамсеса III пришлись на начало ахета, сезона разлива рек.  Наступал молодой год, и писцы уже изображали его как изящный росток с тонкими боковыми побегами.  Подъём воды в Ниле каждый год приходился на одно и то же время и одновременно с ним на небе появлялась таинственная звезда Сопдет, в иное время невидимая.  Она вселяла надежду и ужас.  Все звёзды были белые или голубые, эта же имела цвет молодого папортника и горела так ярко, что при долгом взгляде вызывала слепоту.  Повинуясь ей, вода в Ниле поднималась, выходила из своих берегов и заливала поля.  Дети, родившиеся в час появления Сопдет, имели великую судьбу, но при этом никогда не продолжали дело своих отцов.  Лошади на размытых дорогах внезапно выпускали изо рта кровавую пену и падали замертво.  На женщин всех возрастов и сословий , ещё недавно здоровых, вдруг нападала неожиданная хворь: от лёгкого головокружения до истерики.  Жрецы в городах славили богиню Исиду, художники изображали её со звездой Сопдет в руке.  Любопытные приезжали поглазеть на стену храма в Мединет-Абу, ту самую, на которой выпуклые каменные буквы календаря указывали , что празднество в честь богини совпадает с торжеством по случаю нового года.  Календарь был вырезан по повелению Рамсеса III. 
      Звезда появилась на небе в день его погребения, перед самым рассветом. 
      Само её появление в день похорон вызвало много толков.  Но главным событием всё же были сами похороны.  Превратившись в мумию, умерший снова сделался Фараоном.  Золотая маска, выгравированная со всем искусством, которое когда-либо было явлено миру, оказалась немного велика.  Её укрепляли на лице с помощью смолы и полосок шёлка.  Худую, почти мальчишескую, шею мумии обхватил воротник из двух толстых пластин золота, вылитый в форме грифа с распростёртыми крыльями.  Несколько золотых и фаянсовых ожерелий, неподвижно лежали на худой груди Фараона.  Издали их можно было принять за клубок свернувшихся змей.  Нагрудная пектораль, вырезанная в форме хищной птицы, хранила на обратной стороне обращение к сердцу : “ О сердце моё, сердце моей матери, сердце тела моего! Да не будет имя моё вызывать отвращение, не возводи на меня напраслину перед богами…” В строгом порядке на мумию были надеты украшения в виде крылатых и бескрылых скарабеев, сердечки из лазурита, браслеты, амулеты, кольца на каждый палец рук и ног… В конце концов металл закрыл собой кости, и Рамсес III скрылся от человеческих глаз. 
      А эти глаза искали его повсюду.  Ещё с вечера толпы народа занимали места рядом с дорогой, по которой должны будут пройти погребальные колесницы, от дворца Фараона до Фиванской Горы.  Ночью повсюду горели костры, то и дело вспыхивали факелы, выхватывая из кромешной тьмы
      человеческие фигуры, лохмотья, неторопливые голоса, детский плач, стон, угрюмое молчание.  Факелы освещали и чёрные стены дворца, погружённого в ночную неподвижность и траур.  Но целиком осветить было невозможно: слишком огромен дворец.  От Белого зала, где в золотом саркофаге лежал Фараон, до самой дальней из подземных темниц не менее трёх тысяч локтей…
     Темница не пустовала: на земляном полу , вжавшись спиной в угол так, что ныл позвоночник, со скрученными руками лежал юноша Рамсес.  Он пытался вспомнить, давно ли он здесь и как сюда попал.  Мысли путались, лоб был покрыт испариной.  Вчера …или позавчера?… а, может, неделю назад… во дворце готовились к погребению отца, он не мог ни на чём сосредоточиться и бесцельно бродил по лестницам туда- обратно.  Потом захотелось пить, и ему подали виноградный сок. 
     Он выпил его… а дальше…дальше потянуло в сон , он едва добрёл до кровати, рухнул в неё…и всё.  Очнувшись, подумал, что уже мёртв, однако крепкие жгуты на запястьях разубедили его в этом: мёртвым не стягивают рук.  Их стягивают живым, когда хотят, чтобы они стали мёртвыми.  Значит, то о чём шушукались за его спиной, правда: Тии понадобился трон Фараона.  Но не для себя же? Неужто для Пентаура? Как жаль ! Жаль завоевания отца: сумасшедший брат пустит их по ветру…подданных жаль, половину из них забьют палками… и себя жалко, себя тоже.  Ведь убьют, не посмотрят, что Божественной крови, уже убивают.  Может, закричать? А он ещё хотел предложить Тии с сыном остаться во дворце и пользоваться теми же почестями, что и при жизни отца.  Но теперь нечего об этом думать.  Это всё в прошлом, а человек должен иметь перед глазами своё будущее.  У него же тьма перед глазами, и нет никакой возможности протереть их влажной рукой.  Нет, кричать он не станет.  Надо быть достойным царской крови, крови своего отца! Интересно, что там, после смерти? Взвешивание деяний, Суд Осириса, синие пашни, звёздное тепло… или просто тьма…тьма и ничего больше? Рамсес бессильно закрыл глаза.  Ему не стало от этого темнее. 
     .  .  . 
     Погребальная процессия медленно двигалась по направлению к Нилу.  Две священные коровы тащили усыпанный лазуритами катафалк.  Плач и крики наполнили воздух Фив.  Сотни плакальщиц и плакальщиков с вымазанными золой лицами шли на почтительном отдалении от повозки с царским саркофагом , громко воя и ударяя себя по головам.