Но я ни на секунду не забывал, что передо мною - плоть от плоти Борюсика.  И, глядя в эти небесно-голубые (Борькины!) глаза, я увидел ее такой, какой она станет лет через девять: нагловатая шестнадцатилетняя девица с ярким макияжем, увешанная дорогими побрякушками.  Я даже ощутил в воздухе запах дорогих сигарет. 


      И когда я легонько коснулся ее руки, я сумел увидеть и ровный средиземноморский загар, и длинные холеные ногти, и изящный золотой браслетик, хотя, конечно же, ничего этого девочка пока еще не имела.  И я мысленно сказал ей: "Илона! Ровно через десять лет, когда твой отец в очередной раз возьмет тебя с собой на охоту и даст тебе в руки карабин, ты направишь ствол этого карабина прямехонько в голову своего папаши, передашь привет от меня и спустишь курок!". 


      - Передай своему папе, что я согласен с тобой позаниматься, - сказал я.  - Пусть назначает удобное время.  А теперь беги, а то тебя дома потеряют!


      Она вышла из кабинета.  Я стоял, смотрел ей вслед и улыбался. 


      *


      Пятница началась для меня с урока в 9 `Б', во время которого я дотронулся до каждого.  Это означает, что все двадцать восемь человек, сидящих в классе, все эти отпрыски чиновников, бизнесменов и руководителей предприятий, ОБРЕЧЕНЫ.  Я смотрел на их молодые, цветущие, по-детски жизнерадостные лица, но видел только смерть, безумие и поломанные судьбы.  Некоторые из них были неплохими ребятами, они мне даже нравились.  Но. . .  "Ничего личного, ребята!" - думал про себя я, чувствуя в очередной раз теплый ток с кончиков пальцев.  "Просто вы не такие как я.  У меня до сих пор нет ничего, а у вас уже все есть.  В этом вся разница между нами". 


      Я не мог предвидеть, что они совершат в момент приступа ярости, где и с кем они могут в этот момент оказаться.  Я мог только назначить срок, когда это случится.  Я специально сидел над календарем, рассчитывая время так, чтобы приступы приходились на неучебное время: на выходные, на каникулы.  Так я исключил вероятность того, что я сам могу пострадать от рук своих жертв. 


      Особенно изощренным было давать установку на три, на четыре года вперед, когда эти нынешние девятиклассники окончат школу, разъедутся, поступят в престижные вузы.  Они будут далеко, но и там им не уйти от меня.  Где-нибудь на дискотеке, в транспорте, на лекции, на дружеской вечеринке, на улице, в постели, да где угодно, на глаза им вдруг упадет кровавая пелена, и они начнут ломать и крушить, калечить и убивать все и вся вокруг.  Будут страдать их родные, близкие, просто незнакомые люди - все, кому не повезет оказаться рядом.  Тех, кто останется в живых после этого неизбежно ждет либо тюрьма, либо психиатрическая больница, лишь в самом лучшем случае - недоверие и страх окружающих.  Еще никогда ни один урок не приносил мне такого удовлетворения!


      Да, мой дар ограничен.  Я не могу внушать людям любовь, не могу заставить их быть чище, благороднее, умнее, не могу сделать их счастливее.  Все, что мне дано, - это направлять детей на путь саморазрушения, передавая им свою ненависть.  Но разве этого не достаточно, чтобы получить власть хоть над всем миром? Надо лишь постараться. . . 


      *


      У вас есть дети? Если есть, то помните, когда ваш ребенок смотрит на вас - он смотрит моими глазами! И это я говорю его устами.  И не дай вам бог посеять в моем сердце ненависть! Потому что когда-нибудь, когда ваш ребенок вырастет и забудет обо мне, я вернусь и воздам вам то, что вы заслужили.  Воздам его руками. 



Август 2003

.