ненавязчиво, как будто ему с ней было почти по пути, но чем больше продолжалось преследование, тем больше убийце казалось, что она заметила его и ведет куда-то. . .  Играет с ним. . .  По мере того как она уводила (это уже было ясно) его все дальше от еще пока оживленных районов города, его подозрения крепли.  Однако отказываться от, возможно, величайшего своего шедевра он не собирался. 
      Она привела его на мост. . .  С приятным журчанием река уносила свои темные воды прочь. . .  Этот тихий плеск поразил убийцу.  Как он мог так много времени не замечать этой красоты, единственное живое и прекрасное, что было в этом городе?! Девушка-цветок замедлила шаг.  Очевидно, она догадалась о присутствии постороннего, и беспокойно обернулась.  Но он был уже рядом. . .  Бесстрастная серебряная маска надвинута на лицо, в руке – сверкающий в лучах луны нож.  Он нанес удар.  Девушке показалось, что убийца промахнулся, но тут грудь пронзила жуткая боль, а рот наполнился металлическим привкусом крови.  Она хотела закричать, но не могла, словно невидимая сильная рука сдавила связки, не давая позвать на помощь.  Воспользовавшись ее замешательством, убийца нанес еще один удар – на этот раз в горло.  Не издав ни звука, мертвое тело, источая темную кровь, рухнуло на камни моста.  Кровь еще долго толчками выходила из тела, растекаясь по камням. 
      Чувствуя некое божественное вдохновение, некое запретное, доступное лишь ангелам, таинство, художник взглянул на луну, а затем опустился на колени. . .  перед своим будущим шедевром. . .  Он задержался на пару секунд, любуясь небесной красотой девушки.  «Да,- подумал он,- ее лицо создали ангелы».  В самом деле, ее прекрасных невинных черт не изменило даже разрушительное прикосновение Смерти. . .  Бросив на ее лицо последний взгляд, убийца начал рисовать. . . 
      Он орудовал стальной кистью, придавая каждой ее черте божественную красоту.  В этой картине, как и во многих других, художник стремился передать нерушимый альянс красоты и смерти.  Казалось, будто на ней изображена не одна изувеченная девушка, а две лежащие друг против друга красавицы.  Одна была облачена в легкое кроваво-красное платье, взгляд ее милых небесного цвета глаз был кроток и прекрасен, ее темные волосы разметались по холодным жестким камням, ее плечам и лицу. . .  Вторая куталась в черный саван, взгляд ее был холоден и даже жесток, а черные, как вороново крыло, волосы изредка перемежались красивыми лунного цвета прядями, кожа ее так же была бела, словно отполированный до блеска мрамор или кость. . . 
      Однако для непросвещенного и лишенного тех потрясающих возможностей разума и фантазии эта сцена была исполнена богохульной жестокости, мерзости и казалась верхом человеческих безумств. 
      Сейчас убийце больше всего хотелось, чтобы его увидели.  Он хотел подняться с забрызганным кровью плащом в луче своего гения и, раскинув руки, упасть в толпу, непонимающую и ненавидящую его.  Но ночь осталась безмятежна. . .  Словно кто-то предупреждал людей от прогулки по широкому, освещенному тусклым светом фонарей, мосту. . . 
      С невыразимым чувством восторга, какое встречается лишь у людей, восприимчивых к фантазиям и снам, которые навевает нам Мидиан, убийца поднялся и взглянул на нее обновленную. . .  То, что лежало сейчас на запачканной кровью мостовой, уже мало походило на человека и представляло собой в высшей степени кошмарное зрелище.  Но если бы Вы, как убийца или я сам, видели бы ее до обновления, Вам бы в полной мере открылась вся гениальность замысла Художника Смерти. . .  Окинув взглядом свое творение, и удовлетворенно кивнув, убийца добавил последнюю деталь – он распахнул плащ и достал оттуда мягкую кроваво-красную ткань.  Заботливо накрыв ею девушку, там, где были самые страшные раны, он скрылся в бархатной тьме лунной ночи. . .