… отчаяние…
     
     В комнате невыносимо душно.  Мокрая от пота простыня противно прилипает к телу.  Пепел с сигареты падает прямо на грудь, обжигая ее.  Я не замечаю этого…
     Сейчас, вновь переживая события невозможной теперь давности, мой мозг, погруженный в глубину черного отчаяния, подернутого дымкой наркотиков, не способен испытать или хотя бы воспроизвести те убийственные ощущения, которые я испытывал на каждом повороте моей темной судьбы.  Все, что мне осталось это ждать, пока демоны отчаяния не пожрут мою душу или полиция не нападет на мой след и отправит в тюрьму или бедлам…
     Мое духовное разложение началось с того рокового дня 11 июня 2004 года, когда пьяный водитель, эта блевотина большого города, сбил мою Анну…
     Я стоял на другой стороне дороги и, улыбаясь, махал ей рукой.  Она начала переходить дорогу, и тут случилось это… Воздух вспорола какофония звуков – визг тормозов, рев мотора и ее вскрик… Я помню, удар был настолько ужасен, что ее тело еще долго катилось по дороге, оставляя кровавый след, подобно гротескной безвольной кукле…
     Я не помню, что я делал тогда… Возможно кричал и плакал, возможно, избивал убийцу, но в памяти отчетливо запечатлелось ее словно высеченное из мрамора безчувственное лицо, слегка тронутое каплями крови…
     Она умерла, не дождавшись приезда скорой помощи.  Водителю дали четыре года тюрьмы, но что это, черт побери, за срок?!
     Больше месяца я провел в комоподобной прострации, от чистой души плюя на свою жизнь, карьеру и окружающих.  Со смертью Анны я почувствовал, что что-то умерло и во мне, нечто важное, что удерживало меня от безумия…
     Дальше были наркотики… Я мало что помню из того периода, кроме болезненного ощущения того, будто все мои воспоминания и чувства выдирает Некто своей безжалостной рукой, оставляя только месть…
     Через четыре года я навел справки… Это оказалось нетрудно, правда пришлось дать пару взяток нужным людям из тех денег, что я не успел потратить на наркотики… Моя жертва ждала меня в неком грошовом отеле чуть ли не на окраине города.  Аккуратно взломав дверь, я сел в кресло, наблюдая за безмятежным сном убийцы…
     Он проснулся уже связанным.  Все это время я просидел в кресле напротив, размышляя над способом свершения своего темного правосудия… Увидев мои ножи, он зарыдал и заблеял как овца, предлагая деньги и дорогие часы взамен на свою грязную жизнь.  Поначалу меня это забавляло, однако потом начало нервировать так, что пришлось отрезать ему язык (его я оставил на память).  Потом мне пришлось отрезать ему четыре пальца, пока он не вспомнил, кто я и что я от него хочу.  А потом пришлось отрезать остальные шесть, прежде чем он действительно все вспомнил. 
     Заткнув ему рот, я достал из своего набора хирургический нож, и принялся за свое кровавое дело. 
     Осторожно, стараясь не повредить органы и сосуды, я удалял его кости, одну за другой, напевая «Грязную свинью». 
     «… Тогда кто-нибудь спросит, как ты можешь спать по ночам?!»
     Одну за другой, одну…
     «… С разбитыми снами из чужого прошлого…»
     … за другой, одну за другой…
     «Как, черт побери, ты спишь по ночам?!»
     Он изворачивается на стуле, кровь струйками бьет из разрезов…
     «Грязная свинья, ты спишь с открытыми глазами!»
     Крик тщетно пытается прорваться сквозь бездушные жестокие путы…
     «Итак, какого черта ты спишь по ночам?!»
     Удаленные кости с глухим стуком падают на пол…
     «Грязная свинья, ты спишь с открытыми глазами!»
     Я спокоен, моя рука тверда.  Лишь губы тихонько напевают…
     «Ты спишь нормально, потому что ты…»
     Я чувствую, что он теряет сознание – этого нельзя допускать!. . 
     «… Грязная свинья…»
     Моя работа завершена.  Я убираю заляпанные кровью ножи обратно в саквояж.  Отвязываю его…
     Он пытается подняться… Лишенные костей конечности лишь бестолково изворачиваются, из глаз текут слезы, из ран течет кровь. . .  Из лишенного языка рта вырывается исполненное первобытным ужасом мычание… Удовлетворенный, я оставляю его в таком состоянии…
     Совершая все это, я абсолютно не заботился о конспирации и уликах.  Пусть господа в форме придут за мной, пусть задают вопросы, а потом судят и казнят как животное за бесчеловечное преступление…
     Я шел по темным мрачным улицам, чувствуя застывшую на лице кровь, которую не способен отмыть идущий сейчас ливень…
     Добравшись до дома, я обессилено рухнул в постель.  Трясущимися руками насыпал себе дорожку «чудесного порошка»… И заснул, тревожимый психоделическими видениями. 
     Обычно я не запоминаю сны.  В той прошлой жизни, в которой со мной рядом была Анна, я легкомысленно относился к глупым сценкам из подсознания, стирая их из памяти, едва в окна проникнут первые лучи солнца. 
     Но этот сон был настолько правдоподобным, насколько кошмарным.  Я шел по черному влажному тоннелю.  Пройдя тоннель до конца, я оказался в огромном круглом зале.  Передо мной раскинулся черный зев провала, из которого доносились какие-то звуки, напоминающие плеск воды и копошение чего-то огромного.  Так же мой разум четко запечатлел изысканно-отвратительный букет запахов, доносившихся из провала.  Комбинацию запахов гниющего заживо тела, крови, сырой земли, сырости и чего-то сладковатого, навевающего мысли о болезнях…
     -А, друг мой, вот мы и встретились! – раздался голос из темноты провала.  Голос был низким, хорошо поставленным, изобилующим басовыми нотами.  В этом голосе чувствовалась мудрость. 
     -Кто здесь? – спросил я у темноты. 
     -Это я, - ответила темнота, - повелитель этой земли, бог отчаяния и разложения…
     -Это ведь всего лишь сон… - неуверенно прошептал я. 
     -О, боюсь, что нет, друг мой, - добродушно сказала темнота, - Ты сейчас на Дне, в месте, куда стекаются отчаявшиеся и разложившиеся души.  В центре всего сижу я, властитель этого мира и того мира, что над нами. 
     -У тебя есть имя?
     -Мое имя знает каждый, живущий в верхнем мире.  Его шепчут отчаявшиеся, наблюдающие за тем, как жизни их близких угасают, подобно огню в керосиновой лампе, считая это надеждой и верой в нечто высшее и всепрощающее, но на самом деле это я… Отчаяние…
     -Я не понимаю…
     -Проще говоря, - ответило Отчаяние, - вы, люди, зовете меня «Боже». 
     Не сказать, что слова существа в темноте произвели на меня впечатление.  Все двадцать лет своей жизни я провел, не задумываясь о Боге и вере и не придавая особого значения ни одному, ни другому.  Поэтому я спросил:
     -Почему я здесь?
     -По той же причине, что и все, - ответило существо, довольно хмыкнув, - Раньше, в более темные, невежественные времена ко мне попадали прокаженные, жертвы чумы и других изысканных болезней, разрушающих человеческую плоть.  Но сейчас, когда все эти болезни побеждены прогрессом, я наслаждаюсь гораздо более пикантными недугами.  Разлагающим разум сумасшествием, наркотиками, завистью, местью… Души, разум и тела человечества гниют, сбиваясь в толпы, текущие на Дно.  Ты, друг мой, представляешь собой удачную комбинацию этих разложений.  Поэтому ты сейчас здесь, наслаждаешься моим обществом…
     Мой разум был слишком болен, чтобы думать логически, искать рациональное объяснение, бояться, в конце концов!. .  Поэтому я принял происходящее как данность…
     -Покажись! – крикнул я во тьму. 
     На дне провала шевельнулось нечто огромное. 
     -В свое время, друг мой.  Скоро я найду тебя, и у тебя будет целая вечность для того, чтобы исследовать мой облик во всех подробностях…
     Сон оборвался. 
     Теперь я ясно понял, что даже самые призрачные шансы вернуться в нормальную жизнь для меня потеряны.  И теперь мне остается лишь лежать в душной комнате, уничтожая сигарету за сигаретой и, глядя в потолок, размышлять, что же настигнет меня первым – полиция или отчаяние?
     Полиция или отчаяние, отчаяние или полиция, полиция или…
     .