– Хотел бы набить морду – еще в квартире набил… Куда же мы едем? И что это еще за родичи?»
     Ответ на свой вопрос Витя получил довольно скоро. 
     Они подъехали к массивным металлическим воротам.  Лысый вышел, позвенев ключами начал отпирать большой висячий замок на них.  Пока его не было рядом, в голове у Вити мелькнула мысль бежать, но его мечущийся взгляд наткнулся на вывеску рядом с воротами.  Он всмотрелся в нее, слишком маленькую для такого размаха ворот и, шевеля губами, тихо прочитал:
     – Мясокомбинат №8. 
     Аналогия с ножом мясника пришла очень быстро, и Витя почувствовал как сердце ухнуло, а ноги начали терпнуть. 
     Лысый оглянулся, уставившись в побледневшее лицо Вити, ухмыльнулся.  Бросив возиться с замком, он открыл одну створку ворот, вернулся в машину и въехал на территорию мясокомбината. 
     Не глядя на застывшего в ужасе Витю, глядящего вперед и не видящего при этом приземистых построек в широком дворе, лысый остановился, заглушил двигатель, вышел из машины и закрыл ворота.  Щелкнуло металлом. 
     Дверца со стороны Вити открылась, в салон просунулась волосатая рука, схватила парня за ворот рубашки и потянула из машины.  Так же, не отпуская, он потянул Витю к дальнему П-образному зданию, укрытым посеревшим шифером.  Под ногами хрустел гравий, здание приближалось и, видя перед глазами только разделочный мясницкий нож с капающей с него кровью, его кровью, Витя таки решился. 
     Он метнулся в сторону, ворот его рубашки больно врезался в шею, сдавив горло, затрещал, но другая рука «лысого» перехватила предплечье Вити, а голос сверху зло зарычал:
     – Не дергайся. 
     Почти обняв парня, мужчина довел его до деревянной двери здания и, перехватив Витину руку, полез в карман за ключами. 
     Когда они вошли внутрь темного помещения, в лицо сразу же пахнуло сыростью.  К этому, почти земляному запаху примешивался еще какой-то неопределенный, заставивший лицо Вити сморщиться.  В помещении пахло кровью. 
     Они прошли по коридору, длинному, узкому – лысый на ходу щелкнул выключателем, – подошли к очередной двери.  Мужчина, придерживая Витю за руку, нажал черный выключатель на стене в коридоре и толкнул ногой дверь – она оказалась незапертой.  Он потянул туда парня, но Витя, увидев обстановку внутри на этот раз не мог сойти с места. 
     – Послушайте, – Витя впервые заговорил с «лысым», тяжело сглотнув, хотя во рту было совсем сухо.  – Я тут не при чем.  Это вообще в первый раз, и я не знаю…
     – Заткнись, – сказал мужчина и толкнул парня внутрь комнаты. 
     Пролетев по инерции пару метров, Витя в нерешительности остановился посредине небольшой комнатушки.  С потолка свисали металлические крюки, кое-где в коричневых пятнах, кровью здесь пахло еще сильнее.  Вся комната была облицована белой плиткой, местами сколотой и тоже в пятнах.  На полу, выложенном такой же плиткой, только на порядок темнее, стояли лужи воды. 
     Посредине комнаты, пугая своей непосредственностью, стояла деревянная колода в диаметре около полуметра и такой же высоты.  В ней, глубоко загнанный (Витино лицо побледнело), блестящий от многократного употребления, торчал топор.  Он не был похож на обычный топор, которым колят дрова – этот был раза в два больше и напоминал секиру, которой отрубали головы еще до изобретения доктора Ж.  Гийотена. 
     – Страшно? – усмехнулся мужчина, заметив, как Витя смотрит на воткнутый в дерево топор.  – Не боись, это было бы слишком быстро. 
     Он потянул парня дальше ко второй двери в этой же комнате, которая оказалась проходной.  Вторая дверь была металлической, массивной, выкрашенной в белый цвет и с ручкой, отдаленно напоминающей ручку холодильника.  «Лысый» с усилием открыл дверь и втолкнул туда Витю, сам оставаясь снаружи. 
     – Можешь пока охладиться, – презрительно сказал он.  – А заодно и познакомиться со свежачком. 
     Дверь захлопнулась, за ней скрежетнуло и Витя, переведя дыхание, окинул взглядом свое временное убежище.  Он ни минуты не сомневался, что продержав его здесь пару часов, муж Маши, в крайнем случае еще набьет ему морду, и этим все закончится.  Все таки они жили в цивилизованной стране, да и чтобы решиться на убийство в такой способ… Витя не додумал, потому что такие мысли вовсе не успокаивали, а даже наоборот.  «Все будет хорошо», – успокоил сам себя Витя и посмотрел вверх. 
     Комната была раза в три больше той, в которой была та страшная секира.  Как и там, здесь с потолка свисали железные крюки, но здесь на всех них висели кабаньи тушки.  Витя еще раз вздохнул и вокруг его рта образовалось облачко пара.  Лампочка над дверью, забранная белым плафоном тускло освещала лишь вход, бросая остальную часть комнаты в жутковатый полумрак. 
     – Хоть не убил и то хорошо, – подумал вслух Витя, неуверенно улыбнувшись. 
     
     Сколько он уже сидел тут? Час, два, десять? Витя не знал.  « Ну, десять вряд ли, – подумал он и снова поежился.  – через десять я бы вообще ни о чем не думал». 
     Он горько усмехнулся, встал, обхватив себя за плечи руками и начал прыгать.  Жгла расцарапанная грудь, болел правый бок, но холод, покрыв своими мертвецкими пальцами все тело Вити, почти скрадывал всю боль.  В охлаждающемся мозгу молодого человека словно красный сигнал семафора застыла, тоже покрывшись инеем, только одна мысль: «Холодно…»
     Постепенно шелковая рубашка и брюки Вити покрывались тонким слоем инея.  Спину неприятно холодило и Вите пришлось снять с себя рубашку.  Он попробовал снова попрыгать на месте или даже пробежаться – благо комната была большой – но плиточный пол тоже был весь покрыт инеем, поэтому еще не успев разбежаться, на ходу увертываясь от свисающих с потолка тушек, Витя поскользнулся и растянулся на холодном полу, больно забив локоть.  Голую спину обожгло тысячами снежных крупинок, в глазах от удара замельтешили красные искорки и впервые за последние лет десять – от обиды, собственной глупости и беззащитности – Витя заплакал. 
     Становилось все холоднее.  Когда он только вошел сюда, точнее его втолкнули, здесь, с жаркого дня показалось даже комфортно.  Приятный холод сначала остужал горячее тело, успокаивал.  Но теперь (сколько же прошло времени?) Витя начал понимать, что отсюда ему уже не выбраться. 
     На его теле выступили пупырышки гусиной кожи.  Витя потер в очередной раз замерзшими ладонями плечи, грудь, но они неумолимо покрывались тоненьким налетом инея, как и все здесь.  Кожа под пальцами казалась почти нечувствительной, плотной, одеревеневшей, да и сами пальцы едва слушались.  В голове было пусто, словно мозг превратился в кусок сбившейся ваты.  Витя уже не думал, что может здесь умереть, не корил себя, что так бездумно пошел на поводу своей неожиданной страсти. 
     Молодой человек устало присел на корточки возле двери, без интереса, с тупым безразличием уставившись в лист железа.  Он смотрел на дверь долго, ни о чем не думая, смотрел на искрящиеся на ней при свете лампочки снежинки, на поперечный уголок, приваренный чуть косо, лист металла, отгораживающий его от спасительного тепла. 
     В пальцах рук начало покалывать.  Новое ощущение кроме холода, заставило Витю расцепить застывшие на плечах ладони и поднести их близко к глазам.