Белые кости словно застыли здесь в вечном проклятии синим небесам и живым душам под ними. 
      Островитяне подошли к огромному дереву.  Это был фикус, и говорили, что ему не меньше тысячи лет.  Многочисленные боковые стволы-подпорки опускались тонкими колонными от раскинувшихся во все стороны ветвей.  Осы с гудением кружили вокруг древнего исполина.  Последнее дерево на острове служило местом поклонения племени. 
      Бамбуковыми палками выкопав небольшую яму у центрального ствола, трое мужчин положили туда рыбу. 
     - Прими наш улов как жертву тебе, - медленно и громко воззвал вождь.  – И под первыми каплями дождя подари миру цветы и плоды. 
      Исполнив ежегодный обряд, племя возвращалось в свой приморский посёлок.  Никогда уже не распустятся на этом последнем дереве ароматные цветы и никогда не нальются соком драгоценные плоды инжира.  Вождь понял это ещё подростком.  Но нельзя было отнимать у племени надежду. 
     
     
      Три пироги плавали у восточного мыса.  Теперь все рыбачили там. 
      Лодчонки расположились на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы не мешать.  Ливень шёл два дня и в это время нельзя было рыбачить.  Островитяне с трудом утоляли голод съедобными раковинами, которые бурные океанские волны выносили на берег.  Сегодня был первый день рыбной ловли и вождь вышел в море с большой радостью. 
      Сначала всё шло хорошо.  Вождю, его другу и отцу последнего удалось загарпунить трёх полосатых тунцов и одного небольшого палтуса.  На других лодках, судя по всему, улов был не намного меньше. 
      А потом появилась белая акула.  Грозной серой тенью она мелькнула над пёстрым дном, сделала несколько кругов вокруг пироги.  Облако крови, оставшееся в воде от последнего тунца, привлекло морскую хищницу.  Теперь только новая кровь могла её успокоить. 
     - Подождём, пока уплывёт, - дёрнул вождь смуглыми плечами. 
      Рыбаки неподвижно сидели на дне лодчонки.  Акула продолжала кружить вокруг них.  И теперь в их сердцах стала появляться неодолимая волна страха, сначала слабая и неясная.  Рыбина была большой, длина её составляла примерно пять метров от пасти до кончика хвоста. 
      Трое оцепеневших рыбаков успели лишь увидеть, как акула поднырнула у самой пироги, а потом раздался страшный удар.  Ужасающий треск старого дерева и за несколько мгновений лодчонка, расколовшаяся на несколько крупных частей, исчезла в морских волнах. 
      Вождь на некоторое время очутился у самого дна.  Глаза его были открыты, но он видел лишь метание огромного сероватого силуэта рядом с собой из стороны в сторону.  А потом солёная вода сама вытолкнула его на поверхность.  Осмотревшись, он заметил, что две другие лодки уже идут на помощь. 
      Слишком медленно.  Акула скрылась в новой туче крови, и юноша не мог понять, кто стал её жертвой.  Что было сил он поплыл к одной из лодок.  Оглянувшись разок, вождь увидел голову своего друга над водой.  На бледном лице застыла гримаса страшной боли. 
      Увидев, что товарищ ещё жив, юноша не мешкая бросился его спасать.  Ухватив под мышки ослабевшего друга, вождь стал тянуть его к спасительным пирогам, подгребая лишь одними ногами. 
     - Держись! – прокричал юноша. 
      Друг не ответил.  Лишь старался не мешать своему спасателю.  А потом вождь увидел тёмный след, который остаётся за ними в воде.  Ноги друга ниже колен были начисто обглоданы. 
      Акула больше не появлялась.  Вождь силился высмотреть свою смерть среди быстро отдалявшихся обломков пироги, но не мог. 
      Теперь и его товарищ лишился отца по вине этой безумной хищницы. 
      Казалось, прошла вечность, прежде чем двоих юношей затащили в пирогу, лишь чудом не опрокинувшуюся при этом.  Из обрубков ног хлестала кровь. 
      В этот день больше никто не рыбачил. 
     
     
      Над островом раскинулась в своей необъятности ночь. 
      Вождь сидел на травянистом возвышении, задумчиво глядя на искорки звёзд в темном небе.  Чуть ниже, там, где днём был пляж, играли маленькие волны.  Они то накатывали на полог из жёлто-зелёных стеблей, вымывая песок из-под живого ковра, то отступали в свою стихию, чтобы через несколько мгновений вновь атаковать берег. 
      Лёгкий ветер перешёптывался в тростниковых зарослях неподалёку.  С остервенением разрезая тишину, звенели цикады. 
      «Всё это бесполезно, - подумал юноша.  – Всё то, ради чего мы живём.  И наш обряд.  Это не более чем многовековая традиция, которую никто не осмелился нарушить.  Священное дерево больше никогда не даст плодов.  Пройдёт совсем немного лет, и оно умрёт от старости.  А племя умрёт ещё раньше.  Нет надежды». 
      Такие мысли терзали его ищущий разум уже не один год.