Первые несколько разов на тонкой ниточке над лавой Манька тряслась как осиновый лист, и потом тряслась, но сама, не раскачиваясь, и не пугая Борзеевича, который висел или впереди или позади.  Мотки веревки с собой, конечно, не несли, моток был один, но каждый раз ее раскручивали и удлиняли из себя самой, и каждый раз она становилась все тоньше и тоньше.  Веревка была взята у изб, и Манька подозревала, что сплел ее сам Дьявол, а иначе как бы еще-то она удержалась над пропастью?! И стрела с ней летела до самого другого края, обязательно втыкаясь в каменистую землю под углом. 
      Не все стрелы после этого удавалось подобрать.  Стрелы в ее связке таяли с такой скоростью, что Манька, наконец, не выдержала и подняла бунт, наотрез отказавшись переправляться на другую сторону с помощью веревки. 
      — Стрелу не дам! — заявила она.  — Будем спускаться и подниматься по всем правилам альпинизма.  А если бы у меня стрел не было, и в горы не пошли бы?! Хватит наглеть! Как какая ямка, сразу: давай, Маня, давай! А не дам!
      — Маня, там метров триста! — возмутился Дьявол, заглядывая вниз.  — Если обходить, — он приложил руку козырьком, пытаясь разглядеть конец ущелья, — тоже… полдня уйдет! Мы целый день на эти тридцать метров потратим, когда можно за пять минут перебраться! Мы могли бы порадовать Благодетелей на день раньше! А вдруг они уже вырвали дерево и пытают избы?!
      — Не надо меня пугать, я пуганная.  Вырвали, посадим новое, а избы… Избам они ничего не смогут сделать!
      — Могут.  Драконы могут.  Кто еще-то мог бы посадить их на цепь? Говорят: торопись не торопясь.  Терять полдня на то, чтобы перелезть через эту канаву — глупо! А вдруг погоня начнется за нами? Оборотень, например, эту канаву перескочит и не заметит.  Хороший спортсмен-альпинист здесь тоже ненадолго задержится!
      — Мы не знаем, что нас с той стороны гор ждет! Я буду вжик-вжик ножичком махать, когда сотня бешеных зверей набросится?! Можно же по другому как-то! Взял бы да перенес конец веревки на ту сторону! Мы стрелы тратим не на нечисть, а на себя! — хмуро напомнила она. 
      — А меня нет, я существо недоказанное! — рассердился Дьявол, разуплотнившись до состояния легкой видимости.  — Я ни на этой и не на той стороне! Во время военной операции на меня не рассчитывайте!
      Борзеевич думал.  Думал так, что было видно, как шевелились извилины. 
      — Можно было бы использовать бумеранг, если бы там было дерево или что-нибудь, за что можно обвить веревку.  Но бумеранг надо уметь кидать — это раз, а второе, там нет ничего.  Еще есть специальный пистолет, который выстреливает и прибивает крюк с веревкой, кто-то один перелазит, остальные ждут, если срывается, вытаскивают.  Но у нас такого приспособления тоже нет.  Еще можно перелететь…
      — Если мои стрелы жалко, обычные возьми! — обижено произнес Дьявол, расстроившись окончательно. 
      — Где их взять? — Манька не собиралась уступать.  Низина была поросшая лесом, но обычная стрела вряд ли смогла бы им чем-то помочь — камень не пробивает и от веса переломится. 
      — Вырастить! — любезно подсказал Дьявол. 
      Манька прошлась взад-вперед, радуясь, что ее не видят избы.  Она молча обругала себя всеми матерными словами, какие нашла в своем лексиконе.  Могла бы и сама догадаться.  Обычная стрела из неугасимого полена пробивала камень не хуже Дьявольской, правда летела она по обычной траектории.  Зато, если воткнется в землю, через десять минут такую стрелу можно только срезать, а нарастить их можно было нужной длины и толщины — и не растает.  Сразу стало жалко зря потраченные Дьявольские стрелы. 
     
      Остановка предполагалась на неделю.  Недельный отдых был как нельзя кстати.  Обувь подлатать Борзеевичу могли основательно, да и из остатков одежды сшить ей самой что-нибудь потеплее.  Помыться тоже было не грех.  На хорошем месте неугасимое полено за такой срок успело бы нарастить зелень и грибы.  Оставшись без еды, старик переживал более всего.  И просто отоспаться, плюнув на Дьявола и на его бессовестное издевательство.  Место оказалось как нельзя более удачное: широкая, живописная, поросшая лесными массивами межгорная долина имела горячие источники, которые обогревали ее, по все долине паслись животные, частью давно вымершие на большой земле — не так много, но здесь, похоже, жилось им неплохо.  Скорее всего, они мигрировали между хребтами — оставленных следов было немного.  Недалеко шумел водопад, закрытый со всех сторон ледяными наростами, километрах в четырех раскинулось незамерзшее озеро, в котором вполне могла обитать рыба, которую только тут и могли выловить. 
      — Правильно, Маня, — поддержал ее Дьявол, не дожидаясь, когда она выскажет свои мысли вслух.  — А время потратить с пользой и освоить, например, бумеранг …
      Борзеевич тут же отправился искать укрытие, чтобы забыться на неделю. 
      После второй горы дела их были совсем плохи.  И Борзеевич и Манька устали — приходилось постоянно рубить ступеньки в скалах, заступы и выемки, чтобы ухватиться рукой или поставить ногу.  Дьявол их торопил, оставляя на отдых лишь столько времени, чтобы сомкнуть глаза и уже подняться, но не гнал, уделяя больше времени обучению премудростям выживания в горах, и вырисовыванию плана их перехода и прилегающих окрестностей, вот уж чего никто не понимал.  Но с другой стороны замечали, что начинают лучше ориентироваться на однообразной местности, порой умудряясь приметить каменные развалы издалека и опознать вблизи каждый камень.  В горах то и плохо, что сверху приметил одно, а подошел, и совсем другая картина открылась.  А кроме того одежду требовала ремонта.  Получалось, что с нею Борзеевич разделся окончательно.  Манька очень жалела ноги Борзеевича: лапти его сносились, когда они еще только на третью вершину поднимались, и шел он, обмотав ноги тем что под рукой нашлось.  Но тряпичное подобие обуви снашивалось куда быстрее.  Манька извела на ноги Борзеевича и капюшон шубейки, и пошитые из подола меховые штаны, прошивая меховые тапки остатками лаптей.  Сильно они пожалели, что первую сношенную пару он оставил в пещере, где они заночевали, после покорения первой вершины.  Подошва получилась бы потолще, чем из двух сношенных пар.  Но и эта обувка хватила ему ненадолго — из носка выпирали пальцы, перетянутые портянками, тоже изношенными и похожими на половую тряпку.  Оба понимали, что если не придумают что-нибудь немедленно, когда переберутся через четвертую вершину и не увидят государственное продолжение — к ним придет хана.  Такая хана, которая по-разному называется: костлявая, безносая (непонятно почему, особенно непонятно, когда курносая!), капут, криндец, конец, навь, сыра земля….  Но вслух об этом старались не говорить. 
      Манька ненавидела и себя, и Дьявола, когда поднялись на вторую и вершину и увидели гору еще выше, и еще круче.  Она совсем не обрадовалась и горестно вскрикнула, как раненная птица, схватившись за сердце.  Борзеевич побледнел и потрясенно застыл с открытым ртом — тогда как Дьявол немедленно поздравил их обоих с покорением второй вершины, пожав им по очереди руку, и пока они молча взирали на новую беду, вскипятил чаю, разливая по кружкам. 
      Небольшой грот нашли несколько в стороне от основного пути, сместившись на четверть километра к водопаду.  Там же обнаружили переход через пропасть на другую сторону.  Но план решили не менять, стрелы им были нужны, а еще колышки, которые давно закончились.  Предстояло взбираться на гору, которая и по размеру и по крутизне превосходила третью гору чуть ли не вдвое, с первой горой уже не сравнивали — она на второй вершине показалась и Маньке, и Борзеевичу холмиком. 
      Но так разреветься мог только Борзеевич, когда рядом с глубоким гротом увидел подъем на четвертую вершину с редкими высеченными в скалах ступенями, которые вырезал кто-то до них…. 
      Он как-то вдруг помолодел, в седине появились рыжие, как огонь, и черные, как смоль волосы, воспрял духом, долго пытаясь вспомнить, откуда у него дежевю — но так и не смог.  Манька тоже с удивлением рассматривала поросшие мхом полуразрушенные ступени, не веря глазам, щупая их руками, даже не пытаясь придумать объяснение. 
      — Ну, я бы удивился, если бы люди здесь совсем ни разу не прошлись! — обескуражил их Дьявол.