Скульптура треснула, но сразу не поддалась.  Она ударила еще и еще, пока, наконец, камень развалился.  Человек остался лежать на земле, весь бледный и обессиленный, будто из него выпили всю кровь.  Голова его была слегка повернута и глаза широко открыты, лежал он в неестественной позе, будто перед этим пытался ползти. 
      — Дьявол, мы не можем его поднять! — простонал Борзеевич, чуть не плача. 
      Они и в самом деле не могли нащупать ничего из того, что видели.  Человек был, но его не было.  Только обломки каменной скульптуры были настоящими и валялись на земле, с оттиском его лица, запечатлев его ужас и предсмертные крики, да лампа, которая валялась рядом.  Бедняге пришлось туго — все его тело покрывали язвы и раны, нанесенные неизвестно кем.  Его жестоко били — он весь был в крови, руки и ноги сломаны, и пробита голова, и почти отсечена, как его члены, удерживаясь лишь на оловянных тоненьких нитях, которые едва можно было рассмотреть.  Из-под нитей начала просачиваться кровь… Очевидно, город ушел в безвременье вместе с вампирами, и после возвращения в свое время, когда он потер лампу, жестоко избили, признав виновным в мучениях всего города, и казнили…. . 
      И не удивительно, история знавала случаи, когда вампиры в бедах умудрялись обвинить и крыс, и коров, и лошадей, и всякую тварь…
      На счастье подоспели два других их спутника, пытавшиеся найти хоть что-то, чем могли бы разбить статую.  Они тоже взялись за человека и легко перевернули его, поднимая ему голову и разжимая челюсть.  Борзеевич начал вливать воду в рот.  Руки от волнения у него дрожали, больше половины Борзеевич проливал мимо.  Безмолвствующие люди подставляли руки и ловили каждую каплю, обрабатывая умирающему человеку раны. 
      Наконец, человек вздохнул и открыл глаза.  На лице его заиграл румянец.  Все с облегчением вздохнули, кроме Маньки. 
      — Борзеевич, стой! — вдруг закричала она, перехватывая руки Борзеевича, заметив, что если Борзеевич надавит на стены бутыли еще раз, живой воды у них не останется.  — Черт! Умрем же! — сердито произнесла она, когда он перевернул бутыль в безопасное положение.  Как бы плохо не было этому человеку, потерпеть часок, пока будет таять снег и настаиваться живая вода, он уже мог. 
      — Ой! — испугался Борзеевич, заметив, что только что чуть не лишил их последней надежды выжить в горах. 
      Он пролепетал что-то невнятное, прижимая бутыль к груди, и побежал черпать снег, где города не было, памятуя о том, что черт его знает, какая зараза могла после него остаться.  Манька слегка успокоилась, когда убедилась, что вода у них еще есть, и пошла искать убежище, которое обнаружила вскоре.  Она воткнула в землю ветку неугасимого полена в центре грота, образованного скалами при падении, чтобы убежище быстрее прогрелось.  Безмолвные спутники перенесли в грот больного, который молчал, не разговаривая даже с Дьяволом.  Он сразу уставился в огонь, думая о чем-то своем.  Маньке, когда она смотрела на него, иногда казалось, что она понимает его.  Наверное, тяжело было вспоминать, как спасенный им народ убивал его.  Она бы не простила, но он был спокоен.  И без сомнения простил, и недоумевал, как мог поскользнуться на ровном месте.  Каждый раз, когда он чувствовал, что она смотрит на него, он улыбался в ответ, но потом снова отворачивался и смотрел в огонь. 
      Никто ему не мешал. 
      Манька улеглась спать, подумав о том, что если человек улыбнулся, значит, выжил. 
      — Дьявол, — спросила Манька, — а почему, столько сокровищ лежало на площади?
      — Это то, что вампиры собрали в городе, чтобы унести с собой, — ответил Дьявол, задумчиво глядя в огонь, ни о чем не спрашивая третьего человека. 
      — И почему они оставили их?
      — Они не оставили.  Это жители помнили, что сокровища лежат там, на площади.  Материализация мысли. 
      — Зачем столько драгоценностей вампирам… — удивилась Манька, рассуждая сама с собой.  — Ну да, — усмехнулась она.  — Лежишь, бывало, в гробике, увешанная браслетами и кольцами, и понимаешь, королевой лежишь! А и в самом деле, зачем, если они нуждаются только в крови?
      — Манька, ты не забыла, что клыками разве соблазниться человек? — засмеялся в ответ Борзеевич.  — Не оборотень же человек, кровь ему не нужна и помнил бы он, что вампир ее пьет, бежал бы от него.  А вот увидел кучу добра на вампире, и сразу вампиром стать захотелось! Не просчитались вампиры.  Попали не в бровь, а в глаз! — и добавил серьезней, устраиваясь ко сну в уютной ямке: — Драгоценности для человека, что мои горошины.  Их даже бросать не надо — показал, и бери человека голыми руками.  Посмотрел человек и сразу понял: знамо дело, благ перед ним человечище, раз такое добро привалило!
      Мои горошины имеют замечательное свойство — не оставляют после себя следов, а это вечность!
      — Мда-а! — сказала Манька.  — А ведь лежали, как настоящие! Если бы их не было так ФАНТАСТИЧЕСКИ МНОГО, я бы подумала, что они и есть настоящие! И взяла бы… — призналась она. 
      — Они и были настоящими! — сказал Дьявол, устраиваясь удобнее на своем плаще.  — И взять их мог каждый…
      И Манька и Борзеевич разом уставились на него. 
      — Но только взявший оставался в этом городе навсегда вместе с жителями, — успокоил он, обнаруживая опасность.  — Как можно вынести то, что уже вынесли? Это надо попасть в безвременье, когда сокровища лежали там.  Каждому человеку, попавшему в город, предоставлялась такая возможность. 
      И тут же послышались два вздоха облегчения с разочарованным протяжным стоном:
      — У-у-у-у!… А вампиры? Они тоже могли попасть в прошлое?
      — Вампиру не войти в проклятый ими же город. 
      Дьявол, видимо, рассказал историю спутникам, которые, посматривая на Маньку и Борзеевича, рассмеялись, переговариваясь о чем-то своем.  Засмеялся даже тот, который сидел больным в стороне от всех, греясь у огня. 
     
      А на следующий день катились с горы, и третий человек шел вместе с теми двумя, которые подхватывали его и несли вперед на себе.  Раны и язвы все еще покрывали его.  Воды осталось так мало, что за ночь она не успела настояться.  Он больше слушал, но иногда высказывал свою мысль, после чего думать и молчать на какое-то время начинали все.  И у него тоже был меч, как у спутника из второго проклятого города, богато и нарядно украшенный.  Только Дьявол был как всегда — вредный для Маньки и Борзеевича, и очень снисходительно мудрый с теми тремя.  Ступеньки Маньке и Борзеевичу теперь приходилось делать еще глубже — третий человек в их команде оказался много старше двух предыдущих, так что гора на разделяющем их отрезке времени подвинулась почти на полную ее ступню с запасом. 
     
      На вершину восьмой горы они поднялись лишь на одиннадцатый день. 
      — Если и на этой горе будет город, — поклялась Манька, когда до вершины оставалось метров десять, — я возьму лампу и убью ею Дьявола!
      — Согласен! — сказал Борзеевич вполне серьезно и с обидой в голосе.  — Мы сделаем это вдвоем!
      — Я существо бессмертное! — напомнил Дьявол, который шел вслед за ними, помогая подниматься людям после него.  Лучше я пообещаю вам приятный сюрприз!
      — И это ты называешь приятным сюрпризом? — спросила ошарашенная Манька, поднявшись на вершину склона и заметив еще один город. 
      — Ну, пошли Маня! — сказал Борзеевич, сумрачно и с угрозой взглянув на призрачный город.  — Искать лампу!
      Но неожиданности начались сразу же, лишь только они прошли ворота.