Меня мучили кошмары, но смысл их ускользал от меня, оставляя лишь чувство неясного страха и тревоги.  В итоге, утром я проснулся с тяжёлой головой, разбитый и больной, и, само собой, в отвратительнейшем настроении.  Я был словно контуженный – вялый и слабый.  Завтракать не стал (сама мысль о еде вызывала отвращение), объяснив обеспокоенной матери, отсутствие аппетита пред экзаменационным волнением, кое-как умылся, очень медленно одевался, прислушиваясь к своей больной голове, и, заметив что, опаздываю, кряхтя и вздыхая, выполз на улицу. 
     
     
     
     Обычно, возле подъезда меня ждал Сашка, но сегодня его не было - я явно опаздывал, и он видимо не дождался и уже ушёл.  Мне тоже следовало поторапливаться, и я, превозмогая головную боль, помчался по улицам к школе. 
     
     
     
     Я все-таки опоздал.  Все ребята со скорбным видом изучали содержание экзаменационных билетов, лица их выражали тоску и обречённость.  Выслушав нотацию по поводу опоздания, и смиренно попросив прощения, я вытянул экзаменационный билет и преследуемый осуждающим взглядом учителя, направился к своей парте.  Только сев за парту, и немного успокоясь и осмотревшись, я заметил, что Саньки нет в классе.  Это меня сильно удивило, поскольку Санька был обязательным и дисциплинированным парнем, для него даже опоздание было бы невероятным, а уж для того, что бы вообще не прийти на экзамен, должно было произойти что-то из ряда вон выходящее.  Это сильно меня обеспокоило.  Но размышлять над этим было некогда, да и с моей больной головой трудно было сосредоточиться даже только над вопросами в билете, не то, что уж ещё и параллельно размышлять над загадочным Сашкиным отсутствием. 
     
     
     
     О Сашке, вернее об его отсутствии в школе, я вспомнил только в подъезде собственного дома, когда проходил мимо дверей его квартиры, подымаясь к себе домой.  Я постоял некоторое время в нерешительности, размышляя – стоит ли зайти, разузнать что произошло, но передумал.  Чувствовал я себя ещё хуже, чем утром, и сей час, мечтал только о том, что бы завалиться на тахту, и положить, наконец, свою несчастную больную голову на подушку.  Поэтому я решил отложить визит.  Сначала надо было отдохнуть, прийти в себя, а уже потом, на свежую голову, вникать в чужие проблемы. 
     
     
     
     Я ввалился к себе домой, уже едва передвигая ноги.  Сбросив туфли в прихожей, я поплёлся в гостиную и развалился на тахте.  Всё утро у меня было такое сильное желание спать, что казалось, стоит мне только прилечь, как я тут же отрублюсь.  Но не тут то было! Не смотря на то, что устал я как собака, как следует уснуть, мне не удавалось.  Тошнота и головная боль не давали мне расслабиться, и я просто провалился в какое-то беспокойное забытьё. 
     
     
     
     Это был, какой то нездоровый, ненормальный сон, из тех, что в народе называют "собачьим сном".  Я то и дело просыпался, но, не очнувшись окончательно, снова проваливался в дремоту.  За короткое время, мне приснилось, наверное, не меньше сотни снов, причём сновидения были на редкость реалистичны, так что, часто просыпаясь, я, не мог отличить сон от яви.  Поэтому, когда в очередной раз я открыл воспалённые глаза и увидел неясный силуэт человека, сидящего напротив меня, я даже не удивился, приняв происходящее за продолжение сна. 
     
     
     
     В голове моей словно перекатывались тяжёлые свинцовые шары, то и дело, взрывающиеся яркими вспышками жуткой боли.  Всё тело болело, словно каждую косточку дробили десятитонным прессом, мышцы были странно расслабленны, и я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, так что лежал словно парализованный.  В ушах стоял, какой-то равномерный непрекращающийся и неприятный гул, а перед глазами плыл туман из маленьких мельтешащих черных точек, словно рябь на экране плохо настроенного чёрно-белого телевизора.  Я лежал обессиленный и беспомощный и сквозь эту призрачную пелену вглядывался в привидевшийся мне силуэт. 
     
     
     
     Постепенно зрение прояснялось, и я начал осознавать, что это не сон.  В моей комнате действительно находился незнакомый мне мужчина.  Осознав это, я задохнулся от неожиданности и испуга.  Кто он? Как попал в квартиру? Ведь я точно помню, что закрыл входную дверь! Я хотел вскочить и потребовать у незнакомца объяснений, но почувствовал, что не могу пошевелиться.  Я замер от ужаса.  Сердце заколотилось часто и гулко, а сам я покрылся холодным липким потом.  Кое-как собравшись с духом я осмелился спросить. 
     
     
     
     - Кто вы? – Губы мои были словно заморожены, язык заплетался, голос был слабеньким и каким-то жалостливым.  Я попытался сосредоточиться и постарался, как можно более грозно продолжить.  - Как вы сюда попали!?
     
     
     
     Незнакомец сидел возле стола спиной к окну.  Он что-то держал в руках, и низко наклонил голову, видимо разглядывая этот предмет.  На голове у него была какая-то архаичная широкополая шляпа, которая отбрасывала тень на его лицо, так, что его трудно было разглядеть.  Незнакомец видимо был очень высок, но в то же самое время невероятно худ, его фигура была до несуразности нелепа.  Не смотря на жуткую жару, одет он был в длинный чёрный плащ, застёгнутый на все пуговицы, который висел на его худых плечах как на вешалке, ниспадая вниз многочисленными безобразными складками, чёрные же шерстяные брюки, и такого же цвета ботинки внушительного размера.  Но странному человеку, по-видимому, вовсе не было жарко, наоборот, судя по тому, как он время от времени зябко поводил плечами, ему было холодно. 
     
     
     
     Услышав мой голос, незнакомец медленно поднял голову.  Я взглянул в его лицо и похолодел от ужаса.  Это было нечеловеческое лицо! Нет, конечно же, у него не было явных изъянов, и никаких атрибутов таких присущих нежити, которые демонстрируют в голливудских ужастиках.  Из его головы не торчало козлиных рогов, изо рта не высовывались клыки, нос и глаза присутствовали на положенном месте.  На первый взгляд это было вполне обычное человеческое лицо.  Но только на первый взгляд.  Но стоило только немного приглядеться, как становилось понятно, что такого лица просто не может быть у обычного, нормального живого человека.  Неестественно большой в синих прожилках нос, характерный для законченных алкоголиков, выделялся неестественно ярким пятном на бледном, сероватом лице.  Тонкие бескровные губы маленького рта, странно контрастировали с массивным тяжёлым подбородком.  Густые, сросшиеся у переносицы брови нависали над глазами и занимали приличную часть узкого покатого лба.  Казалось, что эти части лица были взяты у разных людей, и собраны, как конструктор, в один немыслимый ансамбль каким-то неумелым ребёнком.  И это чудовищное лицо Франкенштейна было абсолютно безжизненно.  Ни единой морщинки не было на нем, ни единого движения, ни мимики, словно лицо трупа, равнодушного ко всему.  И только глаза оживляли его.  В его глазах не было равнодушия.  Напротив, они пылали безудержной страстью! Бесконечная ненависть пылала в них, ненависть ко всему человечеству, и зависть, зависть ко всему живому, ко всему рождённому, мятущемуся, чувствующему, страдающему и радующемуся.  В них отражалась неутолимая жажда зла, желание беспричинной мести.  Его глаза были как два горящих адским огнём озера, пугающих, и в тоже время притягательных, как зрелище бездонной пропасти, которое, открываясь перед глазами, внушает ужас, и тянет к себе, как магнит.  Взгляд этих глаз, казалось, проникает в самые сокровенные уголки души, без труда раскрывая самые мрачные тайны, узнаёт самые гнусные и грязные мысли и желания, которые ты тщательно скрывал даже от себя самого.  От него ничего не возможно скрыть, ибо это был взгляд существа древнего, как сам мир, мудрого, как сам Бог.  Он знал всё, он понимал всё, он ничего не осуждал, но никому не сочувствовал, и ненавидел всех. 
     
     
     
     Я был загипнотизирован магией этих глаз.  Цепенея от ужаса, я снова начал погружаться в бредовое сумеречное состояние. 
     
     
     
     - Что Вам нужно? – Прошептал я, всё больше слабея.